Галина Сафонова-Пирус - Дорога к родному дому. Рассказы

– Не ходите вы туда, не обойдется без провокатора, обязательно какой-нибудь вотрётся!

Но куда там! Мой Витя-то: надо с немцем сражаться, надо, мол, его одолеть! А раз приходить ко мне эта Шура и говорить:

– На-ка, возьми себе…

И подаёть штамп «Смерть немецким оккупантам!» и список какой-то: распишись, мол, что получила.

– Да иди ты к свиньям! – вскинулася. – Что мы, для этих бумажек работаем? Для себя работаем. Каждый по крошечке сделаить, а немцам – во вред.

И начал мой Витька: как вечер, нарядится в батькин пиджак, в валенки его большие и по-ошёл. Повесють немцы листовку, какие они хорошие да милосердные, какое счастье нам нясуть, а Витька хлоп сверху: «Смерть немецким оккупантам!» Вот руки и в чернилах. Что если поймають, доказательства ж сразу видны! И вот, как пойдёть, бывало, штамповать, а я стану возле окна и задеревенею вся, гляжу в конец улицы и не могу с места сдвинуться: никогда больше не увижу моего Витю! А уж как покажется да ровным шагом идёть!.. и начнёть мое сердце отходить, отходить. Уж очень волновалася за него, он же такой безоглядный был! Когда наши бомбить-то начали, так что он удумали с Володькой Дальским: как начнуть самолеты на бомбежку заходить, а они залезуть на крышу дома, где немцы живуть да лампу в трубу и опустють, потом самолеты и лупють по этим хатам. А в то время наши уж крепко часто бомбить стали! И днем ишшо не так, а как ночь, и-и по-олетели. Один бомбардировшик улетаить, другой прилетаить, один уходить, другой заходить. Ну, так лихо стало! И немцы что удумали: как только самолёты загудять, попрыгають на машины и разъедутся по деревням. Лови их! И получалося, что наши своих же и бомбили. А раз и мы, как немцы, подхватилися и-и на ПодсосОнки. Прибежали, а там ещё больше бомб рвется, да снег, метель разыгралася! Ну, выскочили из этих Подсосонок, да назад. И я с Динкой и детьми по дороге наладилася, а Витька левее взял, через луг, вот и схватилася через сколько-то: а где ж мой Витька-то? Да кричать, да звать его. После этого и сказала себе: никуда больше не побегу, не знаешь, где убьёть. Там-то, на Подсосонках, бомба тогда прямо в хату попала и всех побило.

Были ль у немцев и убежища?

А прямо рядом с нами дот они выкопали и пряталися в нём.

Нет, нас туда не пускали, так что ж мы? Взяли да передали партизанам про это дот, а через какое-то время наши самолёты как начали этот дот луданить, как начали! Немцы в нем ночь пересидели да разъехалися по деревням, а к вечеру опять бомбежка началася. Ну, раз немцев в доте нетути, мы – туда. А бомбы как посыпалися!.. как начали рваться! Сидим, молимся: Господи, спаси нас, дураков! Сами на свою голову беду накликали! И все-то поджилочки наши перетряслися, и губы-то попересмякли! Но все ж ни одна бомба тогда в него не попала… а, можить, и попала, но крышу не пробила. Вылезли оттудова утром на свет божий и аж чёрные все! Земля-то в этом доте во время бомбежки сыпалася из-под брёвен, вот мы и… Села я возле, и глаза мои не смотрють, и руки не подымаются, а тут как раз Энс… Да был такой немец добрый в комендатуре… Как глянул!..

– Мария! Ты как… – и на землю показываить. – Не гут война.

– Ох, – головой качаю, – не гут!

А он на небо показываить: это, мол, ваши бомбять, русские.

– Ну, что ж, – глаза чуть протерла, – надо и нашим.

С тех пор не прошло ни дня, ни ночи без бомбежек, уж так наши налетать стали, так лупить! А немцы из зениток – по самолетам. Вот и сбили как-то бомбардировшик наш, и упал тот возле базара, и сгорел, а лёчика, видать, как-то отбросило, жив остался. Схватили его немцы, пытали, потом раздели и выбросили во двор. А мороз как раз был!.. градусов тридцать должно. Ребяты наши как раз пробегали возле того дома, так успел этот лётчик через забор им передать, что из Сибири, мол, он… И замерз, бедный.

В начале третьей зимы немцы еще весё-ёлые были, всё пели-распевали. Бывало, приду в хату убирать, а они свистять, как соловьи! И что за манера такая… свистеть? Оглушуть прямо. А как-то объяснять стали: скоро, мол, помешшыки в Россию приедуть и управлять вами будуть. Ну, я возьми да скажи:

– Еще курочка яичко не снесла, а вы уже яишницу жарите?

Рассмеялися даже. «Мария-политик» меня звали. Скажуть так-то: вот, мол, скоро Волгу перейдем, выкупаемся в ней, да еще и покажуть: спинки, мол, полотенчиком утрём, и дальше, на Баку. А я погляжу-погляжу на них так-то, а сама и подумаю: ишь, разбрехалися! Подождите-ка, бываить наши спинки так потруть, что и до дому не добягите! А вслух и пробурчу: