Антон Прус - Как я не стал хорошим мальчиком

Папа, по его рассказам, когда он жил в Одессе, бегал к Черному морю через заграждения из колючей проволоки, так что один раз в нее со всего маху и влетел, вырвав из ноги кусочек мяса. Он и шрам на ноге показывал. Шрам такой треугольный, классный! Только нога у папы там волосатая, поэтому шрам плохо видно. Еще он чихал в чернильницу на уроке, так что чернила разлетались по всей парте, и на лице чернильный взрыв как бы появлялся. Еще он дрался со своими братьями, кто же с братьями не дерется, они для этого и живут рядом, чтобы было с кем драться, так чтобы не страшно. С чужими драться страшно, а со своими – интересно, потому что понятно, что они сильно не побьют, потому что их самих тогда родители отлупят! Ничего из папиных рассказов не делало его хорошим. Но и он считал, что мне нужно быть хорошим мальчиком. Мама в детстве вообще не знала, что есть мальчики, потому что училась в школе, где только девчонки. А потом, когда стала учиться вместе с мальчиками, то они ей сначала показались очень противными, потом, и тоже все сразу – очень хорошими. А когда она их всех узнала поближе, то хороших среди них так и не оказалось. По ее словам, и папа, хоть и не мальчик, но далек от того, чтобы быть хорошим. Дедушка тоже рассказывал о всяких хулиганствах, как они на речку со своими деревенскими друзьями бегали, и один мальчик даже утонул, и мама его потом сошла с ума, ходила по деревне зажав уши руками и кричала во весь голос. Потом замолкала, работала несколько дней, но вспомнив утонувшего сына снова бежала на улицу и кричала. Ни дедушка, а тогда он, конечно, мальчиком был, ни его друзья не спасли утонувшего. Не думаю, что они были виноваты, но и хорошими мальчиками их назвать было нельзя. Того мальчика было очень жалко, но оказалось, что и он был не очень-то и хорошим, и стал прыгать с высоченного обрыва, хотя оттуда даже взрослые не прыгали. Ему говорили друзья, что это опасно, но он не слушал и прыгнул. И утонул.

Но я-то другое дело, я надежда для мамы, папы, бабушек и дедушек. Они, наверное, не были надеждами для своих пап, мам и дедушек с бабушками, тогда все были очень заняты войной, голодом всяким там и трудностями жизни. Теперь же у нас самая лучшая страна на свете, и очень нужны хорошие мальчики. Я не против. Пару раз я их спросил, знают ли они хороших мальчиков, не по телевизору, а в жизни, они задумывались и называли каких-то незнакомых мне мальчишек. Однажды, несколько лет спустя, я встретил одного из них, которых мои родители считали хорошим. Он курил в подъезде, плохо учился и гордился этим, ругался со своей мамой, и был классическим хулиганом. Его поведение мне не нравилось, я ему не завидовал, наверное, было бы лучше, если бы он был хорошим, но вера в существование каких-то таинственных и незнакомых хороших мальчиков таяла. И еще было странно, что ни папа, ни дедушки, не рассказывали о том, как они хотели стать хорошими, как им было трудно, были ли у них знакомые такие мальчики, а рассказывали совсем наоборот, как у них не получилось стать хорошими! И по рассказам чувствовалось, что они даже гордятся своими хулиганствами, а когда я хотел повторить их подвиги, или просто спрашивал, можно ли и мне так, то они сразу становились очень серьезными, и говорили, что сейчас это совсем другое дело, и что они очень надеются на меня…

В детском саду вообще творился ужас, о котором родителям и рассказать невозможно. Ну, самое безобидное они иногда узнавали от воспитателей. То одна девочка украла у другой куклу, то один мальчик скакал голышом во время детского часа. То на прогулке кто-то нашел окурок и пытался его прикурить. Но самые страшные тайны им были неведомы! Поэтому говорить о том, что в детском саду могут быть хорошие мальчики – смешно. Я и про девочек не уверен. Те, что не принимали участие в самых страшных заговорах и разбоях, грабежах и непотребствах, те были или ужасными дурами, ну совсем тупыми, и не называть их такими – это противоречило принципам хороших мальчиков – например, говорить правду. А были еще такие, ну, ну оооочень вредные, может и не дуры, но кошмарные воображалы. Одна такая девочка, всегда с огромным белым бантом, говорила с детьми как бабушка–диктор в телевизоре. И после каждой фразы еще осматривала детей, видимо ждала, что ей станут аплодировать. Поэтому я ждал, когда детский сад закончится и начнется школа. Наверное, там должны быть хорошие мальчики, ну хоть чем-то лучше меня?!

Я готовился к школе. Я умел и читать, и писать, правда писал я печатными буквами, но все равно это было понятнее, чем то, что писала прабабушка Мальвина. Она иногда передавала мне записки, но прочитать их не мог не только я, но и мама иногда говорила, что та пишет как курица. Я однажды повторил мамины слова бабушке, но та меня отругала, что, вот опять – хорошие мальчики так не говорят. Понятно, мама ведь не мальчик, ей можно. Мне казалось, что я к школе готов, и откровенно говоря, что мальчик я довольно уже хороший, и никого лучше на горизонте не было!