Дмитрий Ланев - Гражданская ответственность

Он перешел тротуар, споткнувшись один раз на выбоинах в асфальте, зашел под арку, перешагнул через не зарытую нерадивыми рабочими траншею, повернул направо и с усилием распахнул дверь в подъезд. Стены цвета увядающих листьев приветствовали его мрачными сентенциями о том, что все плохо, и лишь музыка вечна, если она – RAP. Именно так – огромное в малом, целое в части. Вечное в бренном и скоротечном. Кроме того, вечной была любовь, выраженная в огромном и корявом знаке «плюс» между парой мужских имен. Слова были процарапаны по краске, а некоторые написаны мелом. Следуя изгибам лестницы, Павел все время поворачивался к надписям спиной, и тогда, казалось, какой-то незнакомый и далекий мир, в котором сохранились мумии драчливых одноклассников, дышал в затылок.

С некоторых пор Павел жил ощущением приближающейся катастрофы. Он почему-то ждал ее, засыпал с радостью, отбрасывая от себя еще один день, как нетерпеливые любовники сбрасывают одежду. Он всячески торопил события, подгребая под себя, как черепаха песок, слова, встречи, мысли.

Павел остановился перед высокой деревянной дверью и достал ключ, нацелившись им в воронку замочной скважины. За дверью радостно залаяла соседская собачонка – любвеобильная рыжая такса, будто ребенок засмеялся перед еще не раскрытым чемоданом с подарками.

Соседка – кудрявая худая девица двадцати одного года – сидела в кухне на высоком табурете и варила кофе. По тому, как она была одета – в черные джинсы и плотно обтягивающую майку телесного цвета, Павел понял, что из квартиры она сегодня не выходила. Это означало, что у нее нет денег, она скучает и поэтому обратится к нему, к Павлу за участием, как только он выйдет в кухню. Она и так радостно встрепенулась, услышав лязг замка и увидев со своего высокого насеста входящего Павла, но он успел быстро шагнуть в сторону и стать невидимым из кухни. Обычно это его не спасало, но в этот раз судьба была милостива к нему: у соседки закипел и начал переливаться через край турочки, шипя и наполняя все вокруг вкусным ароматом, ее кофе. Запах кофе настиг Павла, когда он уже вошел в свою комнату. Павел отсек его оклеенной рыжей пленкой «под дерево» картонной дверью, и, не снимая куртки, рухнул в кресло перед телевизором. В дверь немедленно стала царапаться собачонка

– Надо бы убрать сапоги, – подумал Павел об оставленной в коридоре обуви. Иначе собачонка, нарыдавшись, могла уволочь их куда-нибудь и спрятать, изрядно при этом потрепав.

Когда Павел въехал в эту комнату, собаки еще не было. Ее нынешняя хозяйка постучалась в его дверь, он крикнул: «Войдите», и она вошла – напудренная, как присыпанная пылью театральная кукла, в коротком платье, со слишком ярко и смело обведенными глазами и ртом. Но симпатичная кудрявая головка ее, похожая на солнышко из детской книжки, сидела на тонкой шее гордо и смело, а свои длинные ноги она переставляла так решительно, что Павел оторвался от чемодана, перед которым стоял, склонившись.

– Настя – представилась она, улыбнувшись. Ее улыбка блеснула, как открывшийся на миг в просвете между деревьями водопад. Сразу стало жарко и захотелось окунуться в прохладные струи.

Тогда Павел произнес свое имя тем сумеречным тоном, какой следовало ожидать от мужчины, занятого своими, до жути мужскими делами. При этом он, безусловно, походил на малыша, пускающего мыльные пузыри. Но он не выдержал роли до конца, тоже улыбнулся и добавил, что вот он только что приехал, дел, конечно, предстоит много, до порядка в комнате пока далеко, но он очень рад, что у него такая приятная соседка. Слова его прозвучали неожиданно тепло, что свидетельствовало об окончании мужских дел, то есть полосы его жизни, когда он убегал от всех – от родных, от друзей, от себя. Через пару минут Настя вышла, снова показав ему блестящие зубки через плечо, а он подошел к окну и, глядя в засыпанный снегом двор, несколько раз сильно, до хруста потянулся. Тогда он еще не знал, что Настя отправилась на кухню варить кофе, напрочь отгоняющий от нее сон, и что эта ее вечерняя привычка будет доводить его до бешенства всего лишь через какой-нибудь год, через триста шестьдесят пять дней.

В тот вечер она сварила кофе для двоих и пригласила Павла на кухню. Но они не успел сделать и по глотку, как в коридоре хлопнула дверь и послышались шаркающие шаги.

– Старик – сказала Настя. – Сейчас будет ужин готовить. И она предложила перейти в ее комнату. Павел согласился. В дверях кухни он столкнулся грудью с человеком, которого Настя назвала стариком. На вид ему было лет шестьдесят. Это был угрюмый высокий старец с резкими чертами лица и холодными, как будто фарфоровыми глазами. Черные зрачки его уставились Павлу прямо в лицо, но старик ничего не сказал и даже не сделал шагу назад. А Павел, увлекаемый за руку Настей, тоже не мог посторониться. Поэтому короткое «Добрый вечер», которое он все же произнес, прозвучало вяло и безадресно, хотя Павел уже видел этого старика – когда приходил смотреть комнату, и знал, что его зовут Валентин Петрович.