Геннадий Евтушенко - Грехи наши тяжкие

Он вдруг услышал за спиной резкий скрип тормозов. Решил: «Лихач какой-то. Молодёжь резвится, тут и до беды недалеко». Обернулся. Лена! Она поспешно выбиралась из машины.

– Лёша? – Её удивлению не было предела. Повторила. – Лёша? – И уже с тревогой: – Что с тобой? Что ты тут делаешь?

Он пожал плечами.

– Что делаю? Таню провожаю.

Он показал ей свой букетик, потом обернулся к лётному полю, махнул рукой.

– Видишь? Вон она полетела.

Лена с ужасом смотрела на него.

– Провожаешь? Здесь? Ты можешь объяснить, что произошло? Авария? Ты разбил машину? Ну, скажи мне наконец, что случилось?

Лёшка глянул на неё, пожал плечами.

– Кроме того, что Таня улетела, ничего не случилось.

Он не спеша выбрался на дорогу, поцеловал её в щёчку (наконец-то) и сказал:

– Давай в машине поговорим. Подустал я сегодня что-то.

И они сели в машину. Лена сразу набросилась на него с расспросами. Лёшка не стал оправдываться, а сам упрекнул её:

– Что ж ты раньше не могла сказать, что Таня с Олегом уезжают? Нужно было до последнего момента, до утра тянуть? И муженёк твой хорош, мы что, уже не друзья? Скоро на улице встретишь, не узнаешь!

Лена вздохнула.

– Длинный это разговор, не сейчас. Поговорим ещё. В другой раз. Толя не позвонил, потому что обижен на тебя. Это ведь ты пропал, а не он. А я? Я тоже в недоумении: то у вас с Татьяной любовь – водой не разольёшь, то вдруг видеться не желаете. А я виновата…

У Лёшки засосало под ложечкой. Он сглотнул слюну. Мелькнуло: – «Знает, что ли, про любовь? – Но тут же. – Нет, не может быть». А вслух сказал:

– Ну с Толькой я как-нибудь разберусь. А ты что же? Какая с Татьяной любовь?

– Какая… Не хотела она тебе говорить, что уезжает. А сама переживала. Я же мать, я вижу. Вон и в аэропорту всё головой вертела. Ожидала.

Лёшка хмыкнул.

– Чего ж ожидала, если говорить не хотела?

Лена пожала плечами.

– Говорить не хотела, потому что гордая! Но, – она слегка улыбнулась, – уверена была, что я скажу.

Алексей подумал: «Вон оно как. Гордая. Значит, Лена ничего не знает и не догадывается». И сказал:

– Видишь, правильно она была уверена. Только ты не совсем правильно сделала. Так Таня ждала меня?

– Ещё как ждала! Только виду не подавала. Да разве материнское сердце обманешь? Когда окончательно поняла, что тебя не будет, шепнула мне на ушко: «Ты Лёше передай, что листочек кленовый я сохранила, он со мной едет». Я и переспросить не могла при мужчинах, что это за листочек. Может, ты скажешь?

По телу Алексея разлилось тепло, как будто он вновь почувствовал ласку Таниных рук, взгляд любимых глаз, мягкую податливость её сладких губ, шелковистость родного тела. Как будто Таня на миг оказалась рядом и обняла его. Сердце защемило. В глазах появились слёзы. «Не дай бог, ещё увидит». – Он опустил боковое стекло, высунулся из машины. Решил: «Надо переключиться, срочно переключиться, подумать о чём-нибудь постороннем, а то ещё не выдержу, заплачу. Этого только не хватало». Всё же одна слезинка скатилась по щеке, Лёшка не мог её смахнуть – Лена непременно заметит. И он, всё ещё глядя в окно, бросил как можно небрежнее:

– Листок? Да это так… детская игра.

Замолчал. А мысли-то, мысли вихрем: «Значит, ничего не забыла. Значит, любит». И сразу тише и спокойнее стало на душе.

А Лена встрепенулась.

– Так ты всё-таки поехал, но не успел? А где же машина?

– Не успел, – передразнил её Лёшка. – Ты бы после отлёта ещё позвонила! – И, увидев её расстроенное лицо, добавил: – Ладно, сам я виноват. Машина с пустым баком в гараже стояла. Вот я и не дотянул. Бросил по дороге. Сюда только и добрался. Дальше бежать не было смысла.

О том, что он был в аэропорту и видел их, Алексей не сказал. Зачем? Помолчали. Потом Лена со вздохом и печалью в голосе сказала:

– Жаль всё-таки, что не смогли вы попрощаться.

Лёшка пожал плечами.

– И мне жаль. Но что поделаешь? Так сложилось.

Она эхом отозвалась.

– Сложилось… Или сами мы сложили…

Он с удивлением глянул на неё.

– Ты имеешь в виду пустой бак? Или… Или понимаешь, что позвонила поздновато?

Лена усмехнулась.

– Ты как будто не знаешь… Ладно, будем считать, что это я виновата.

– Постой, постой. А что я должен знать? – Снова в груди зашевелилось что-то тяжёлое, неясное. – Ты договаривай, договаривай. А то не разлей вода какая-то? Что за намёки?

– Какие намёки? Конечно, надо было мне Татьяну не слушать, а позвонить тебе заранее. Всё-таки должны вы были попрощаться по-человечески. А так… И я буду мучиться, и Танька сама не своя улетела. Да и ты вон… лица на тебе нет. Буду теперь казниться, пока вы не встретитесь… Не думала я, что всё так сложится.