Владимир Гурвич - Водоворот

– Вот это и плохо, что о нас мало известно, – грустно вздохнул Любашин. – При этом у нас есть свой преданный зритель.

– Я рад за вас, Николай Ильич. – В это утверждение Юхнову как-то не очень верилось.

Директор театра покосился на режиссера, уловив его недоверчивую интонацию.

– К сожалению, его не так много, – уточнил Любашин.

– Я так и думал.

– Мы с Яковом Ефимовичем хотим поговорить с вами совершено искренне, хотя тема для нас не самая приятная.

Юхнов покосился на второго мужчину; тот, подтверждая слова своего начальника, энергично кивнул головой.

– Говорите.

– Мы намерены предложить вам должность главного режиссера.

– Но у вас он вроде бы есть.

– Егор Тимощук исполняет обязанности главного режиссера. С моей точки зрения он хороший специалист, но для театра настал момент, когда надо придать ему новый мощный импульс. А для этого требуется и новый, неординарный человек.

– А зачем театру новый импульс? Вроде бы живете себе и живете уже не первый год. Сколько театру лет?

– Пятнадцать. Можно сказать, некоторый юбилей.

– Вот видите, протянули пятнадцать, протяните еще столько же, – усмехнулся Юхнов.

– В том-то и дело, что не протянем, – подал голос Блюмкин. – Николай, давай будем говорить с нашим гостем конкретно и искренне.

Любашин недовольно взглянул на Блюмкина.

– Тогда ты и, говори, – разрешил он.

– С нового года, театр снимается с государственного обеспечения, и мы оказываемся в жопе, – проговорил финансовый директор. Он встал со своего места и пересел поближе к гостю. – Вы понимаете, о чем я?

– Чего тут не понять, без госфинансирования вы долго не протяните.

– Именно так, дорогой Валерий Станиславович. Собственными доходами мы покрываем всего тридцать процентов наших расходов. Для нас это полная катастрофа.

– Что же вы хотите от меня?

– Мы предлагаем вам спасти театр.

– Профинансировать ваши расходы? – усмехнулся Юхнов.

– Ценю ваш юмор, но для этих целей мы бы обратились к другому человеку.

– Так обращайтесь.

– Думаете, не обращались. Обращались и ни раз. Но желающих не нашлось. Поэтому надежда только на вас.

– Чем же я могу помочь? Сразу сообщаю, чтобы не было бы не нужных надежд, я человек бедный.

– Сделаете театр самоокупаемым, чтобы на каждом бы спектакле был бы аншлаг. Я самолично делал подсчеты: если все места будут заняты, и если увеличить стоимость билетов всего на двадцать процентов, шиковать не будем, зато выживем. Ну как?

– Трудная задача, – оценил Юхнов.

– Поэтому мы позвали именно вас, – вмешался в разговор Любашин. – Только вы можете ее решить.

– А вы не преувеличиваете?

– Мы перебирали разные имена. И вместе с Яковом Ефимовичем пришли к единодушному мнению – это можете сделать только вы. Либо вы становитесь главным режиссером, либо через некоторое время театр закроется. И весь коллектив выбрасывается на улицу. Мы же со своей стороны готовы предоставить вам самые широкие полномочия. Мы понимает, что нам надо многое менять.

– И я смогу делать все, что захочу? – недоверчиво спросил Юхнов.

– Ну, делать все, что захочет, может только Господь, – усмехнулся Блюмкин. – Но возможностей у вас будет так много, как их не было ни у одного главрежа в нашем театре. Поверьте, Валерий Станиславович, нам известна ваша творческая биография. Вот только большую зарплату платить вам пока не сможем.

– Это не столь важно, – ответил Юхнов. Он вдруг ощутил прилив вдохновения; неужели после стольких лет разочарований и неудач ему повезло? – И я могу самостоятельно формировать репертуар? – спросил он.

– Разумеется, – заверил Любашин. – Иначе, какой смысл вас приглашать. Нам нужны спектакли, на которых повалит народ. А уж, какие это спектакли, вопрос вторичный. Собственно все, что мы хотели вам сказать. Теперь ждем ответа от вас. Наверное, вам требуется какое-то время на размышления?

– Не требуется, я согласен. Готов начинать работать хоть сейчас.

Любашин несколько мгновений молча смотрел на режиссера.

– В таком случае пишите заявления о приеме на работу. И завтра начинайте.

– У вас будет листок бумаги и ручка?

– Чего, чего, а этого добра у нас пока достаточно, – улыбнулся Любашин.

После ухода Юхнова прошло несколько минут, а оба мужчины молчали. Только не без некоторого испуга смотрели друг на друга.

– Что скажешь, Яшенька? – первым пришел в себя Любашин.

– Кончилась наша с тобой спокойная жизнь, Коленька, – в тон отреагировал Блюмкин. – Даже страшно представить, что тут скоро начнется. Этот парень слов на ветер не бросает, будет делать именно то, что говорит. Всегда боялся таких людей.