Наталья Гармс - Сколько нужно мужчин, чтобы…

– Но как рассказала соседка, когда подъезд оборудовали домофоном, наркоманы отсюда вывелись. И после того, как в подъезде хлопнула входная дверь, прозвучали быстрые шаги, а вскоре раздались крики и выстрелы, и кто-то убежал. То есть, убийцы пришли с конкретной целью, – уточнил мордатый, успевший уже, оказывается, переговорить с соседями. – А что, если вы сами «заказали» своего супруга?

– Скорее, это у него был повод меня прикончить! – пробормотала я.

– Да, наслышан – монашеский образ жизни вы не вели. Ну, что ж, не знаете, кому ваш муж или вы так насолили?

Но я не знала. И думала, что, если бы мы опять не поссорились, Волька, наверное, сдержался и не выругался бы, и остался жив. Если, конечно, дело было в оскорбленной душевной деликатности стрелявших. Их, очевидно, было двое: один потребовал открыть дверь, а когда прозвучали выстрелы, второй выдохнул испуганное «ох!». И почему-то это восклицание показалось знакомым.

И еще я думала: хорошо хотя бы, что Глашка сейчас у бабушки с дедушкой. Аглая очень любила Дэма – в отличие от родного отца, тот с ней возился, водил по кино-театрам и баловал подарками.

Разумеется, потом все приехали. И отстояли рядом траурную церемонию. Прибывшие из украинского Закарпатья тетки причитали: «Спасибо, Анечка этого не видит!»

Несколько месяцев назад мы уже собирались на кладбище в похожем составе. Давно страдавшая от высочайшего давления, Анна Васильевна, мать Вольдемара, вдруг умерла. И Волик на похоронах совсем потерялся, кричал и метался у могилы – осиротевшим птенцом. Наблюдая нестойкое поведение племянника, его закарпатский дядька кряхтел и хмурил густые черные брови.

Поженившись, мы съездили разок в гости к мужниным родичам-«западэнцам». У них все было крепким: хозяйства, трехэтажные дома и собственные желудки. По случаю нашего приезда, наверное, день здесь начинался с зажаренных свиных ломтей и водки. Мое стремление – держаться с новыми родственниками на равных – обернулось, пардон, поносом.

А само свадебное путешествие – в Сочи – началось с тошноты. Замуж я выходила беременной. Но поскольку рождение ребенка не вписывалось в наши ближайшие планы (в сентябре я должна была приступить к занятиям в Высшей комсомольской школе в Москве, где Дэм доучивался на геологическом факультете Университета дружбы народов), по возвращению из сочинской поездки предстояло идти на аборт.

Меня мутило и тошнило. И отпускало только в море. Мы много купались и, дурачась, ныряли и показывали друг дружке под водой кукиши. И смех всплывал пузырьками воздуха к лазурной поверхности. Вот тогда отчетливо осознала, что Волька для меня, скорее, товарищ, с которым я и в постели чувствую себя так, как будто держу под подушкой фигу.

А потом была больница, где моя мама, ранее зарезервировавшая для нас номер в сочинской гостинице «Приморская» у самого берега моря, теперь договорилась об аборте под наркозом. В те времена такие операции делали только «по показаниям». И мне рекомендовали отвечать любопытным, что недавно попала в аварию и получила сотрясение мозга. Я так всем и говорила, но бабы, с тяжелыми подозрительными взглядами, похоже, не верили. На что, в общем, было плевать. Глашку рожать я совсем не боялась, а тут заколотило: пока стояла в коридоре в кошмарной этой очереди, в безразмерной рубашонке и белых бахилах с завязочками, все уговаривала себя не думать о ребенке, которого вот-вот не станет. В операционную меня вызвали последней.

Тихонечко отлежавшись потом в шумной палате, я вышла в больничный холл и увидела Вольку – бледного, с напряженно-синюшными губами. С убийства началась наша супружеская жизнь – им и закончилась.

– А ты отчего вдруг вспомнил о Деме? – переспросила я. Но Васька шкрябал и звякал чем-то в своей свихнувшейся пупер-державе и не отвечал. Вероятно, откупоривал очередную банку с пивом. Или, в самом деле, корпел над шампанским.

Не то, чтобы они с Дэмом соперничали. Но знаете, как это бывает в школе: мальчики из класса «А» не любят, когда на их одноклассниц посягают «бэшники». Дэм учился в «Б». И потом рассказывал, что обратил на меня внимание на каких-то школьных соревнованиях, когда я отжалась от пола больше всех, обойдя даже гребчиху Люду Швецову, с мозолистыми шишками-наростами у большого пальца – от весел.

А может, дело было в Сереже Чудном? Высокого худого Серегу – при такой-то расчудесной фамилии – ребята из музансамбля, игравшего на городской танцплощадке, прозвали «Гвоздем». А стоявшего рядом, с гитарой наперевес, крепыша Олега Ярошевского и вовсе «Кирпичом». Своими длинными руками Серега, играючи, вколачивал в вечер ритмы – по самую шляпку. Он гордился тем, что мог с одного замаха произвести восемь ударов. И когда после праздничной барабанной дроби на гулкое эхо большого барабана-«бочки» цикадами откликались тарелки, у меня внутри тоже начинало что-то радостно дребезжать.