Илья Сергиевский - Букет для никого

И не умирает. Хоть ты что с ней делай. Блокадница. Что вы хотите: те, кто выжил тогда, – это вообще достояние нации. Вот кто это. Ей вообще всё по барабанубыло. Ни хера, ни ножа не боялась.

– Сынки, – это она им говорит, агентам Смитам – в этой квартире родился мой дедушка. При Александре IIIМиротворце. До исторического материализма. Родился папа. Царство ему небесное. При Николае Кровавом, и я тут родилась при Кирове. И умру. При Собчаке-демократе, видимо.

– Умрёшь, бабка, умрёшь. Не мешай расселяться! – и все весело расселяться стали.

А бабка жила в самой лютой комнате. Бывшая ванная в виде бассейна с мраморными статуями вокруг. Вот она в бассейне и жила мраморном: диванчик, шкафчик, семь слонов, телевизор и книги. Всё рационально. В ванну даже по малой нужде можно сходить, да и вода – вот она. Удобно всё. И посередине бабка.

Ну, агенты: «Хо-хо-хо, ха-ха-ха, вот бабка жжёт!» А договоры уже все подписали. Канадец деньги прямо снежками кидает. У людей смотровые на руках, и квартира потихонечку пустеть начала, поехали люди за счастьем. А бабулька та ходит, всех поздравляет, за всех радуется, помогает, письма, говорит, будет писать, из окошка машет, обещает в гости приехать.

И как-то всё! Люди кончились. Осталась одна бабка. Пришли агенты. Бац, дверь закрыта.

Они звонить. Там бабка:

– Хто тама?

– Это мы, агенты.

– А я одна! Боюсь и хрен кому открою! Я голая! Ха-ха-ха! Сейчас собаку с милицией вызову.

Приезжают собака с милицией. Агенты рогом в дверь бьются, орут: «Наша хата!» А менты, как назло, тоже питерские интеллигенты. Ну, сейчас таких туда не берут.

– А договор у вас с бабкой есть? – спрашивают.

– Нету, – присмирели агенты.

– Она тут прописана?

– Прописана, – агенты говорят.

– Прописана! – бабка говорит. – Вот мой паспорт, вот квитанции за свет.

– Ну а что же вы тогда? – удивившись, говорят менты с какой-то обидой даже. Те в вой:

– Бабка! Ё-моё, доллары, канадец, ыыыыы. Все уехали! Однокомнатную вам ванну дадим.

– Ой, сыночки, ой, что ж вы так с собой делаете? Вас, наверное, и бандиты теперь убьют?

– Ой, убьют! – те взвыли.

– Я же вам, козлам, говорила? – металлом, чеканя слог, по-дзержински сказала бабка. – Тут мой дед родился при Александре III Миротворце, и папа родился при Николае Кровавом, ну и я умереть тут хочу. При Собчаке-демократе, прости господи.

– Умрёшь, умрёшь! – взъярились агенты.

– Как это умру? Попрошу эти слова занести в протокол, – бабуля трупов не боялась. Она войну прошла. И умела убивать. Она таких, может, в блокаду ела. В фарфоровой супнице Кузнецовского завода. Мельхиоровой ложкой бульон мешая.

А менты и правда чисто питерские попались и пролетарским гневом воспламенились, и типа на особый контроль бабку и квартиру.

Ну, нечего канадцам тут снежками туда-сюда раскидываться. На Пушкинской улице.

Павлик замолчал и неожиданно метким щелчком попал бычком в урну, стоявшую в четырёх метрах. С аплодисментами взлетели голуби. Кувыркаясь, сделали облёт вокруг памятника и прилетели на то же место. Тоже кайфовали, видимо, от весны.

– Ну и чем кончилось? – даже я был заинтересован.

– А ничем. закурил Паша следующую сигарету- Канадец умер. Пойдём-ка ещё шарахнем по пивку.

И мы пошли к выходу.

В это время в садик зашла пара негров с ребёнком. Ребёнок ныл и скандалил. И смотреть его было противно.

– Йоу, нигер, завязывай эту хуйню, – сказал один из негров на чистейшем русском. И ребёнок мгновенно затих. Они расселись на белой лавке и, подняв черные лица к солнцу улыбнулись

Весна.

Тут это и случилось. Пришёл в мою жизнь мотоцикл. Это случилось неожиданно – ничто не предвещало – и надеюсь, останется со мной навсегда.

Просто так сидели и пили пиво. Так было сотни раз уже. Но, видать, где-то что-то щёлкнуло. Кто-то скинул костяшки на счётах моей жизни. И «До» потеряло смысл, и стала важно только «Теперь».

Мы пили пиво, а они ехали. Они ехали, а мы пили. И между нами была пропасть.

Это была гигантская колонна. Ну, тогда мне казалось, что это была гигантская колонна. Она ехала весной со стороны площади Восстания куда-то. Всё бы ничего, но она ехала мимо.

Рокочущий гром. И я вдруг понял, что больше в этой жизни ничего не хочу.

Совсем! Я просто должен ехать с ниииимиии. И всё. Не важно куда. Не важно зачем и на чём.

Я вдруг понял, что предал мечту. Круговорот зарабатывания бабок убил во мне кочевника. Ведь когда-то мечтал о первом дане по каратэ – чёрном поясе. Почему-то остановился на красном. Мне оставалось всего лишь два шага, чтобы стать мастером, представляете? Мастером каратэ.