Алексей Горбатов - Бездомный

В пятницу, вернувшись с ленча на свое рабочее место, он прослушивал записи на автоответчике. Одно из сообщений было от менеджера “Компьюсофта” – консалтинговой компании, от которой он работал по контракту в Первом Чикагском банке. Менеджер приглашал Максима к себе для обсуждения уникальных возможностей, открывающихся в карьере обещающего программиста. Мгновенное подозрение Максима о том, что под “уникальными возможностями” подразумевалось не что иное, как окончание его работы над проектом “2000-й год”, подтвердилось сразу после того, как он вошел в офис менеджера.

Тесный кабинет был похож на больничную смотровую. Белые стены, в углу этажерка с файловыми ящиками, серый стол, на окнах жалюзи. Впечатление смягчали вездесущие фоторамки с улыбающимися детьми. Максим задержал взгляд на кресле. Оно оказалось двойником его любимого домашнего кожаного чудища, правда, выглядело свежее.

Лицо менеджера было выбрито так гладко, что вместе со щетиной, казалось, с него были удалены все признаки эмоций. Плешь, туго завязанный узлом галстук, суетливые руки.

– Мы получили от руководства банка весьма ободряющие характеристики вашей работы, – были его первые слова.

– Я всегда серьезно относился к планам банка, нацеленным в следующее тысячелетие, – ответил Максим.

– И это заслуживает похвалы, поэтому я и пригласил вас для обсуждения новых горизонтов вашей работы в нашей компании. К сожалению, Первый Чикагский банк не располагает финансовыми возможностями, чтобы держать в штате всех программистов, работавших над проектом “2000-й год”.

Максим был готов к такому повороту.

– Однако, мне это странно, учитывая удовлетворенность банка моей работой.

Кадровик грустно посмотрел ему в глаза.

– Нам всем это странно. Поэтому я и пригласил вас для того, чтобы обсудить одну неожиданную возможность. Контракт, который предлагают “Компьюсофту”, бесподобный. Пункт назначения – Сиэтл. Это слово вам ни о чем не говорит?

В голове у Максима закрутились слова, связанные с этим городом западного побережья.

– Конечно, говорит. Боинг и сеть кофеен “Лучшее Кофе Сиэтла”.

– А если ближе к вашей профессии?

– Вероятно, “Майкрософт”.

– Вы попали в точку, совершенно в точку! – подскочил менеджер в кресле.

– И весьма неожиданно. Неужели у такой компании, как “Майкрософт”, нет своих программистов?

Кадровик далеко отъехал в кресле от стола.

– Конечно, есть. Но программирование сейчас – это горячий рынок! Компании с дальним прицелом это прекрасно понимают и всячески привлекают талантливых программистов на работу, в том числе и по контрактам.

– Чего не скажешь о Первом Чикагском банке.

– О, Максимус, забудьте Вы об этих нерадивых финансистах! Вы же отлично понимаете, что такое проект “2000-й год”. Это же просто… – тут менеджер запнулся, явно подбирая нужное слово, – просто… мыльный пузырь.

Максим засомневался.

– Но почему Вы уверены, что контракт с “Майкрософтом” не закончится через полгода, как это было с Первым Чикагским банком?

Кадровик уверенно положил руки на стол.

– Потому что контракт уже подписан на три года, и мы предлагаем это задание пяти лучшим программистам нашей компании. Так что подумайте, стоит ли в этой уникальной возможности оставаться… “L'Etranger”?

Максим был наслышан о том, что кадровик был любителем французской литературы. Наступила пауза.

– Думаю, что во время горячей программистской страды важнее всего не остаться… хм… “Les Miserables”. Но в том и другом случае мне нужно взвесить все “за” и “против”, – нашелся он с ответом.

– О, разумеется! – закивал головой кадровик. – Я уже переговорил с вашим менеджером из банка. Сегодня Вы можете не возвращаться на работу.

…Начало мая в Чикаго было жарким и влажным. Вечерами, когда жара спадала, Максим наслаждался застывшим в воздухе теплом заходящего солнца на крыше-веранде своего дома, покуривая сигару в пластиковом шезлонге. Иногда он вспоминал так неожиданно оборвавшуюся его любовь к Дине – решетчатый железный стол и стул, на котором она сидела, разбросав огненные волосы по чугунной мозаике стола. Эти железные плетения, казалось, до сих пор хранили в его душе прикосновения ее горячего, крепкого тела. Через каждые десять минут низколетящие Боинги, шедшие на посадку в аэропорт О'Харе разрезали чернеющее небо мерным ревом турбин, и как будто отдавали свой голос в медленно сгущавшуюся темноту, размазывали рев по всему небу.