Алексей Горбатов - Бездомный

– Но душой я с тобой, подруга. С кем же еще здесь может быть родство душ, как не с душой из “совка”? Только “совки” в Америке друг к другу и прилепляются. Страсть-то черная, она, может быть, пожарче белой будет, да только джунгли там, в душе-то. Ведь они еще триста лет назад только и делали, что били в барабаны да совокуплялись. А наш Петр в те времена уже окно в Европу рубил, да головы стрельцов не жаловал.

– Ну, дорогой поэт, ты бы еще о Древнем Риме вспомнил! Вот там гладиаторы головы рубили друг другу что надо!

Осушив бокал, Дина перешла ко второму кандидату в супруги.

– Этот старикашка был деловит и немногословен. Этакий папа Карло без Буратино на американский манер – очки на кончике носа, клетчатая рубашка, ковбойская шляпа. Ездит на “Альфа-Ромео”, а когда у нас зашел разговор, где бы нам примоститься поговорить о достоинствах невесты, то потащил он меня в вонючий “Данкин Донате”. Я сразу поняла – скряга. Американский Иудушка Головлев. Заговорил о каком-то брачном контракте, все крутил-вертел вокруг да около, про супругу свою рассказывал, которая сбежала от него в Калифорнию, а ему на старости лет хочется продолжения семейных традиций. Я-то сразу смекнула, куда он удочки забросил, и сказала, что я женщина крепкая и здоровая, и семейные традиции продолжу, как надо, не хуже заезжих калифорнийских. Только папаша этот после моего откровения почему-то сник и твердого мужского решения не принял, а на следующий день позвонил и сказал, что будет обдумывать мои восточные превосходства. Вот уже пять дней, как обдумывает.

– Да, что-то не везет тебе с претендентами на крепкую руку и восточное сердце. А как поживает наш инкогнито из Эванстона?

– Пока не раскрывается, но пишет регулярно, – оживилась Дина. – И как! Даже я со своим куцым английским поэтический стиль его писем почувствовала, а некоторые его фразы… – вот, например, послушай: “Your eyes are like black roses in my last spring”. Звучит? Или вот еще: “I will treat you like the Queen in my royal garden”. Или вот это: “I will be the loyal dog at your toes”.

Дина взмахивала ножом, как дирижерской палочкой.

– Поэт! Как выпить дать поэт! И все в нем вроде на месте, и пенсионный возраст, и детей нет – претендентов, то есть, на наследство. А ты как думаешь, к чему это?

– Трудно сказать, – нехотя ответил Максим. – Но не кажется ли тебе, что пахнет все это какой-то… химией?

– Да уж какая тут химия, если он мне сам свой эванстонский адрес на днях прислал? В гости, правда, пока, не приглашал, но ведь дорого яичко с Христову дню.

– Но все равно, подруга, будь осторожна. Не дай Бог, еще изнасилуют тебя в королевском-то саду за каменным эванстонским забором, – прищурился Максим.

– Изнасилуют? Ха-ха! Да я сама, кого хочешь, изнасилую! А в королевском саду – так по полной программе, – подскочила Дина в кресле.

Вечером они пили чай на крыше максимового дома – огороженной металлической сеткой открытой веранде с дощатым полом. Максим расхаживал по крыше со своей “сексуальной” чашкой.

– А вообще-то, подруга, хоть и не идут у тебя дела со старичками, но как сказал один поэт: “Нам выпало малое счастье нерусского бытия”.

– Ах, Максимушка, не малым счастьем жив человек, но мечтой, продирающейся сквозь тернии к созвездию золотого тельца! – жарко выпалила Дина.

– Ну, что же, пастушка золотых тельцов, выпьем тогда чаю за твой успех.

– За наш, Максимушка, за наш успех!

…Через неделю Дина позвонила Максиму и сообщила, что ее звездная мечта неожиданно стала обрастать заветной эванстонской плотью. Максим в удивлении попытался выведать подробности, но Дина ничего толком не рассказывала и после разговора как сквозь землю провалилась. Спустя несколько дней он разговаривал по телефону с ее матерью, но та только сказала, что дочь неожиданно покинула и дом, и сына, чтобы устроить свою “единоличную американскую судьбу”, и что других подробностей у нее нет…

… Утром пасхального воскресенья Максим шел по дебаркадеру, где три месяца назад он дышал рождественским воздухом с Диной на второй день их знакомства. Серая, освободившаяся ото льда вода мелко плескалась о выщербленный бетон. Крупная рыбина, быстро подплыв к поверхности, хватала ненасытным ртом воздух и быстро уходила на глубину. Максим шел по дебаркадеру и думал о том, что его назначение в Первом Чикагском Банке подходило к концу. Одному из его коллег уже было предложено новое задание в Милуоках, в ста милях на север от Чикаго. Эта “перестройка”, вероятно, была началом сокращения штата программистов в компании. Дальнейшие предположения Максима о его передвижении по просторам великой страны Макдоналдсов, хайвэев и компьютеров, были туманны.