Константин Толин - Шорох

Сейчас, сидя на скамейке в сквере возле городской ратуши, я уже позабыл о только что увиденной неприглядной сцене на выходе из метро и отдыхал, любуясь живописным, словно на открытке, видом на небольшую площадь и стоявший в центре нее памятник. Памятник был самым заурядным – скульптурой какому-то историческому или политическому, или культурному деятелю этой страны. Преисполненный уважением к народу, который создал эту страну, город и живет здесь, я решил поинтересоваться: кто же из ее сограждан заслужил такой великой чести? Подойдя к скульптуре, прочитал на постаменте имя человека, годы его жизни и о его заслугах. Интуиция (или жизненный опыт) меня не подвела – памятник был установлен, действительно, в честь национального политического деятеля. Его имя ничего мне не говорило, значит, личность была не мирового, а так сказать, местного масштаба.

Удовлетворив любопытство, я уже было собрался вернуться на скамейку, как вдруг кольнула мысль: «Памятник-то какой чистый! Неужели моют?». Меня удивило отсутствие каких-либо следов на памятнике или даже намеков на птичий помет, ставший настоящей проблемой российский городов. «Голубей-то нет!», – внезапно осенило меня. И, действительно, за почти полчаса, что я находился в сквере, я не увидел ни одного из них. Сразу же вспомнились многочисленные стаи голубей и их собратьев поменьше – воробьев, уже давно являвшихся неотъемлемым атрибутом и проклятием наших парков, скверов и площадей.

«Ну и ну?! Куда же они делись?», – удивленно подумал я. Мысль, что можно вот так, без птичьего помета, перьев, хлебных крошек и антисанитарии спокойно наслаждаться городским пейзажем, не умещалась в моей голове.

Занятый своими мыслями я направился к скамейке, как вдруг, сделав несколько шагов, едва успел остановиться и не наступить на что-то серо-рыжее, шевелящееся внизу. Это «что-то» оказалось довольно крупной белкой, уставившейся на меня черными бусинками глаз.

«Странно, что не убегает!», – поразился я, вспомнив ее российских хвостатых сородичей, предпочитающих избегать людского внимания. «Наверное, прикормленная, ручная», – найдя подходящее объяснение, я продолжил свой путь.

В это время, откуда не возьмись, одинокий сизый голубь, может быть, заметив меня, и в надежде разжиться едой, описав полукруг, плавно приземлился в нескольких метрах. Гуля и двигая шеей в такт движению, птица осторожно, внимательно наблюдая за мной, стала приближаться. Через несколько секунд, не встретив с моей стороны ничего для себя опасного, голубь успокоился и по идеально стриженому газону смело двинулся ко мне.

Я и птица, последние минуты занятые друг другом, не заметили, как по коричневым стволам голубых елей, линией высаженных позади памятника, серо-рыжие молнии белок устремились вниз на траву. Еще несколько мгновений, и, высоко задрав пушистые хвосты, стая из двух десятков особей медленным полукружьем вплотную приблизилась к нам. Я, в отличие от голубя, у которого белки находились сзади, успел их заметить, и заторможено наблюдал за тем, что будет дальше.

Долго ждать не пришлось. В следующую же секунду, словно по команде вожака, стая, как одно целое, кинулась на голубя. Прямо на моих глазах, почти у самых ног, зеленую траву газона покрыло небольшое шевелящееся покрывало серо-рыжих пушистых тел, под которым мгновенно исчезла застигнутая врасплох птица. Торчащие вертикально хвосты образовали собой большой пушистый комок, через который ничего не было видно. Угадывалась какая-то борьба, да и то не долго. Я оцепенел. Омерзение, ужас и жалость к несчастному голубю боролись во мне! Но сильнее всех оказалось любопытство! Я понимал, что мог спасти голубю жизнь, одним пинком ноги отогнав кровожадных белок, но поведение зверей было настолько необычным, что я решил досмотреть этот фильм ужасов до конца.

Пушистый клубок копошился и издавал глухой многоголосый писк, от звука которого к горлу подкатил ком, беличьи хвосты мерно покачивались, потом так же внезапно зверьки вдруг разом отпрянули от центра своего смертоносного круга и серо-рыжими зигзагами, распластавшись по газону, стремительно «взлетели» обратно на вершины елей.

Я опустил глаза в то место, где совсем недавно на меня доверчиво смотрел голодный голубь, и с большим трудом заставил себя не отвести их в строну: рядом с небольшой кучкой окровавленных перьев и небольшими комочками каких-то темных ошметков, сидела крупная белка и черными бусинками глаз смело смотрела на меня. Мордочка и усы зверька были в чем-то красном.