Андрей Драченин - Сказ о Кугыже

Не совсем, конечно, по словам Прокопьюшки выходить. И баня в рост идёт, и слова по итогу складываются. Но работает поклеп, делает свое чёрное дело, чтоб ему…

То сомнения загложут – так ли угловые камни выставил, не низковат ли потолок, добрая ли каменка сложилась. Говорил же Прокопьюшко…!

То тоска возьмёт – а и в впрямь, кому сдались мои вирши, пня лесного, мир не видавшего да наук хитрых не ведавшего?

Думал Кугыжа завидует ему сосед, злословит коль. Побить даже хотел, не бормотал чтоб под руку. Да не поднялась та самая рука на убогого. Так и жили рядом. Кугыжа дело планирует иль ладит, Бздун Прокопьюшко сомнения да тоску сеет-поливает. Что вызреет в итоге?

Бывало и такое – пропадал куда-то сосед. К родне может уезжал или по грибы ходил. Ладилось все у Кугыжи в такие дни. Мастерил, пел, плясал – как дышал. Оставалось только результату радоваться.

Много думал по этому поводу Кугыжа. Коли прибить злословца не к душе, жить-то, как в таком соседстве? Медитации изучал, заговоры по древним свиткам выискивал, со стариками советовался. Помогало. Но ненадолго и не всегда.

Случилось так, конец пришёл терпению Кугыжи! Терпению то конец, а вот чему другому самое начало. Взыграла гордость наследная – шаман я или так, на, бубен подержи, пока хозяин вернётся? В кафтан шаманский обрядился, бубен в одну руку, колотушку в другую.

Стал посреди двора. Пробудил бубен. Пронзил звук душу. Приплясывать стал Кугыжа, двор кругом обходя. Ведёт бубен, шепчет, как ноги ставить, торит путь. Как разделился Кугыжа. Вроде и двор танцем шаманским обходит, а вроде и тропой лесной идёт.

Глядь, дерево, ветром сваленное вдоль тропы. Старик на нем сидит. Древний. Лицом с Кугыжей сходство имеющий. Глаза только умней. На-а-мно-о-го умней.

Поклонился Кугыжа старику:

– Здравствуй, дедушка.

– И тебе поздорову, внучек.

Взглядом как насквозь пронял:

– Знаю, что нужно тебе. За мной иди.

И лисом обернулся. Седым полностью. Как будто серебряным. Метнулся лис по тропе вперёд, только поспевай. Тропа с тропой сплетались-разбегались. Как бы сам Кугыжа куда вышел – не понятно. А так думать не досуг – знай за хвостом лисьим следуй, не отставай.

Вывел седой лис Кугыжу к ущелью.

– Здесь то, что тебе нужно, за этим ущельем. Пройдёшь его, увидишь хижину. В ней бабка живёт. Непростая. Есть у неё в закромах рубаха волшебная. Одевши её, сомненья в душе правятся, верой в себя становятся. Тело силой наливается. И воля крепнет многократно. Дальше не пойду с тобой, сам взять её должен.

Сказал так лис и хвостом на прощание махнул. Еле успел Кугыжа, – Спасибо, дедушка, – молвить.

Пошёл Кугыжа по тропе, что дном ущелья вела. Сумрачно стало кругом. Стылым повеяло. Тишина мертвая. Неуютно стало. Дальше идёт. Кончилось ущелье. Тропинка змеей дальше вьется да в калитку упирается. Кривенькая калиточка, вот-вот развалится. За калиткой двор запущенный, бурьяном заросший. Хижина. Бревна почерневшие, погодой и временем траченые. Крыша просела. Дверь дощатая распахнута, темно внутри.

Подошёл ближе Кугыжа.

– Хозяева! Есть кто дома?

В глубине хижины тень горбатая сгустилась, глаза красным блеснули. Напрягся Кугыжа, озноб по хребту ледяными пальцами пробежался. Вышла из темноты на крыльцо бабушка ветхая, в чем душа держится.

«Показалось», – подумал Кугыжа.

– Здравствуй, бабушка! Как живёшь-можешь? – поклонился бабуле.

– Хто это тута забрёл до меня? – подслеповато сощурилась бабуля.

– Кугыжа меня зовут. Рубашку чудную сыскать пытаюсь, что веру в себя дарит. Есть ли у тебя такая, бабушка?

Показалось вдруг зорче зыркнула старушка. Хотя нет, вроде так же щурится.

– Рубашка? Хм… Кака така рубашка? Не знаю, не знаю. Врут должно быть, – прошамкала беззубым ртом бабуля. – Ты вон лучше подмогни водички с колодца дотащить, старая совсем, тяжко мне. Вона, ведро стоит.

Что делать, взял ведро Кугыжа и к колодцу в дальнем углу двора пошёл. Бадью колодезную на цепи спихнул вниз, стук странный услышал, значения не придал. Давай вытягивать воротом. Поднял – пусто в ведре. Тут бы уж сообразить, но заглянул по инерции в колодец. Могилой пахнуло, и костяки со дна ощерились.

Движение, сзади почуяв, обернулся уж было, изворачиваясь. И понимание – не, не успею.

Старушка сзади подкралась.

Глаза зоркой злобой горят. Где там подслеповатость?

Рот в ухмылке мерзко кривится. Беззубой? Где там! Полно зубов. Жёлтые, острые. Звериные.

И колотушка, железом окованная, к голове Кугыжиной летит. Точнехонько так. С силой не по ветхости бабулиной. Потух свет.