Пьер, вникая в разговор, начал прикидывать в уме стоимость подобной работы.
– Но обычно я не рисую портреты, тем более на заказ.
– Ну что вам стоит? Просто, понимаете, к вам мне гораздо удобнее обратиться, чем к кому-либо ещё, как минимум по географическим соображениям – в любое время дня при возникших вопросах вы можете зайти ко мне в кафе. Или в случае, если понадобится, я к вам. Тем более вас я могу считать своим другом, оттого не буду сомневаться в работе, выполненной вами на совесть и от души. Ну и, в конце концов, я могу предложить очень выгодную оплату за ваши труды. Допустим, вы целый месяц будете обедать у нас за счёт заведения? Что на это скажете, мсье Нуаре?
Пьер посмотрел на него заинтересованно, но пока ещё не определился с ответом.
– Ну же, соглашайтесь, – Мартен с надеждой посмотрел на него и, увидев в глазах всё ещё тень сомнения, добавил: – Пьер, я очень хочу, чтобы именно вы нарисовали портрет моей жены, я видел ваши работы. И, как я могу о них судить, они созданы действительно талантливой рукой.
Эти слова для Пьера звучали как музыка. Ему хотелось слушать похвалу как можно чаще. Тем более что, ведя малообщительный образ жизни и практически не сталкиваясь с личным общением, ему крайне редко доводилось слышать комплименты в свой адрес. Он позволил себе ещё немного посомневаться, наслаждаясь, как Мартен мелодично изливает неприкрытую лесть, но, в конце концов, согласился выполнить просьбу.
– Ну ладно, хорошо. Попробую сделать всё, что смогу. Давай только договоримся на два бесплатных месяца обеда, и я могу приходить хоть каждый день. Если уж и работать за еду, то с толком для себя. Идёт?
Хозяин кафе немного замешкался, оценивая свои убытки. Но пришёл к выводу, что игра стоит свеч. Мало кто из столь талантливых художников смог бы нарисовать заказной портрет бартером на еду.
– Хорошо, договорились, мсье. Меня это вполне устраивает. Зайдите, пожалуйста, ко мне завтра в течение дня, я с собой принесу фотографию жены.
– Ладно. Ну всё, я пошёл.
Пьер пожал руку хозяину кафе и поспешил домой, размышляя о том, кто же кого больше обвёл вокруг пальца.
Войдя в свою квартиру, Пьер включил радиоприёмник, и комнату заполнила музыка английской группы Dirty Elegance. Под их музыкальное сопровождение он настроился на процесс творчества: достал бутылку виски, отглотнул из горлышка. Встал лицом к мольберту и разложил кисти и краски перед собой. Достал блокнот с зарисовкой и прикрепил к уголку будущей картины. Постепенно работа выстраивалась, а алкоголь пропитывал тело всё быстрее с каждым новым глотком. На каждые два мазка кистью приходился один глоток виски.
Пьер полагал, что творчество станет стоящим только под воздействием каких-либо веществ, неважно, алкоголь это или что-то иное. Главное, чтобы было изменённое состояние сознания. Иначе работа, на его взгляд, просто не клеилась и была бездушной.
– Ну, Пьер, поздравляю тебя с новым начатым гениальным произведением! За тебя! – приподняв перед собой очередной бокал, вслух произнёс Пьер, уже изрядно подвыпивший.
Тост был произнесён, бокал осушен наполовину, и, прицеливаясь к очередному мазку кистью, его пошатнуло – бокал вылетел из второй руки, благополучно перевернув остатки содержимого на холст. Протерев глаза, Пьер оценил собственноручно нанесенный ущерб. Холст был безнадёжно промокшим. Виски, пролитое на картину, уже невозможно было ничем оттереть.
«Чёрт! Вот дятел! Придётся всё начинать сначала! Завтра этим и займусь. Ну, а сейчас, раз уж дело всё равно не клеится, схожу-ка я наведаюсь в бар! Всё равно уже ничего не поделать. Верно Мэри говорит: я – безнадёжен. Ну и что теперь? Зато я гениален!»
Старик Этьенн Савьер со скрипом открыл тяжеловесную чугунную дверь, чтобы выйти в зал. Она едва поддавалась старику, у которого от возраста становилось всё меньше сил. Хорошенько заперев скрипучую дверь, он медленно, едва волоча ноги, побрёл к себе в комнату. Чтобы в неё попасть из лавки, необходимо было лишь пройти в правую часть торгового зала и подняться по винтовой лестнице наверх.
Каждый божий день он совершал одни и те же манипуляции: пробуждение, завтрак, рабочий день, в полдень – обеденный перерыв, а после семи он заходил за чугунную дверь и уже не выходил оттуда вплоть до полуночи. Затем он легко ужинал, кормил кота и укладывался в свою кровать. И в сладостном предвкушении приятного сна засыпал.
Читать дальше