Элен Эрасмус: Назовем ее Анной

Найджел расхаживал по комнате, ступая размашисто, уверенно, и слова, которые он при этом произносил, были под стать походке:

— Помни, детка: ни мне, ни тебе, ни нам с тобой вместе не следует переписывать законы природы. И уж если ты взялась донести до читателя судьбу девушки, дай ты ей пожить в согласии с собственным телом.

— Найджел! — возмущенно вскинулась Элен. — При чем здесь тело?

— Как это при чем? Тело всегда при чем! — с преувеличенной страстью в голосе откликнулся тот. — Да знаешь ли ты, что главное в твоей увядающей героине? Хваленый разум? Нет, разумное тело! Отпусти ты ее на волю! Зачем заставляешь человека сопротивляться естеству? Или не знаешь, что нередко ум бывает глупее чувств?

Понятно. Найджел подбирает доводы сообразно превратным представлениям о жизни собеседницы. Ему кажется, что только он один и прав! Элен подумала, что не хотела бы жить с мужчиной, который уверен, будто тело умнее головы…

Найджел, конечно, далеко не глуп, но сейчас разыгрывает целый спектакль в надежде навязать свою точку зрения, которую, естественно, считает бесспорной. Если бы дело не касалось творчества, Элен не стала бы вступать в спор. Но сейчас речь о ее будущей книге, героиня которой не желает жить по законам, принятым в обществе. Она хочет быть чище, лучше людей, возводящих в абсолют прихоти тела.

Найджел продолжал метаться по комнате в поисках более веских аргументов. Остановился. Значит, нашел. Воздев руки к потолку, он вновь принялся обрабатывать Элен, упорно не желающую внимать его доводам.

— Хорошо, не веришь мне — поверь классикам! Имя Монтень, надеюсь, тебе знакомо? Его авторитету доверяешь? Так вот, у него я прочитал, что женщине, ложащейся с мужчиной в постель, следует заодно с юбкой отбросить стыд и обрести его вновь, надев юбку. Ясно?

— Найджел, ты передергиваешь, — отвела глаза в сторону Элен. — Ссылаешься на Монтеня, но упускаешь из виду, что тот, как любой человек, мог заблуждаться.

— Дешевая демагогия. Не придирайся к словам, лучше следи за смыслом и не делай из своей героини законченную ханжу. Пускай стесняется, но не шарахается от плотских радостей, словно от чумы. Сама подумай: если все девицы удалятся в монастырь, человечество вымрет, как мамонты!

— Опять ты дурака валяешь, — вздохнула Элен.

Найджел в отчаянии запустил пальцы в свою неподвластную расческе шевелюру. Обидно, когда твое красноречие отскакивает от принципов собеседника как от стенки горох.

— Хорошо. Представь: на одной чаше весов всемирно признанные авторитеты, а на другой… Эй, как тебе там в поднебесных высях? Не больно будет падать? Ты же одна! Я все сказал. Делай выводы!

Какие уж там выводы… Элен уставилась в пол, чтобы ее смятение не было замечено.

Если бы Сью не сказала того, что сказала, Элен спокойно выбросила бы этого джентльмена из головы. Однако сумасбродка Сью взяла и брякнула:

— Элен, а вдруг это твоя судьба?

Сегодня, видимо, дорогой сестрице Сузан Гарди — троюродной, седьмая вода на киселе! — изменила обычная проницательность. И чего она добилась этой своей дурацкой фразой? Судьба?.. Скажет гоже! Просто мелькнул на горизонте тусклой жизни Элен человек, но делать из этого какие-то выводы…

Странно, что на часто упоминаемое имя Найджела Беккера сестра никак не реагировала и ничего судьбоносного в этом знакомстве не усматривала.

Сью, скороговоркой выложив весь запас новостей и не забыв снабдить их пространными комментариями, умчалась. Правда, успела, как всегда, еще и нахамить Мелиссе. Из всего сказанного сестрой в памяти как заноза осталась только многозначительная фраза: «Элен, а вдруг это твоя судьба?»

Однажды Элен спросила у Сью:

— С какой стати ты со мной возишься? Что за радость устраивать мою жизнь, пытаться изменить мои убеждения?

И как та ответила? Подбородок вверх, руки в бок, глаза — для пущей убедительности — вон из орбит, и свысока:

— Если я верну к нормальной жизни хоть одного человека, значит, я не зря появилась на белый свет!

Безусловно, хорошая она подруга, эта Сузан Гарди. Жизнерадостная, в эмпиреях не витает, готова услужить всем, правда, порой немало досаждая объектам своего повышенного внимания излишне шумными хлопотами. Она твердо убеждена, что вернуть кого-то к жизни — значит сделать подопечного похожим на себя. В какой-то степени это верно, если не принимать во внимание несбыточность и безрассудство самого замысла…