Наталья Есина - Я нарисую симфонию неба

Альбина завыла:

– Пожалуйста! – неумелыми движениями надавила на грудь Симеона.

Раз, два, три… Раз, два, три…

Беспомощно оглянулась по сторонам. Несколько человек бежали к ней. Альбина подняла Симеона и крепко прижала к себе, словно ее тепло могло вернуть мальчика к жизни.

– Помогите… – будто сквозь вату услышала свой сиплый голос.

– Уйди от воды! – кто-то поволок за капюшон.

Дружок истерично лаял. Тыкался мордой в плечо. Потом сел на задние лапы и заскулил.

Перед лицом возникли руки в варежках. Наверно, это они хотят отнять у нее Симеона? Альбина сопротивлялась, но силы были не равны. Отпустив мальчика, она осела на бок. Лямки рюкзака больно впились в плечи. Внезапно Альбину вырвало. Во рту появился противный привкус кислятины.

Резко потемнело. Повалил снег. Сквозь пелену Альбина видела мигающие красно-синие огни. Светящиеся круги скакали над озером и слепили мокрые от слез глаза.

Невдалеке шевельнулась темная масса.

– Он мертв.

Альбина вздрогнула. Сердце заколотилось. Перед глазами замелькали кадры. Черная собака на фоне белого снега.

«Мертв!»

Ребенок протягивает растопыренную ладошку.

«Мертв!»

Озеро с бегущими фигурками.

«Мертв!»

Альбина почувствовала, что ее поднимают и куда-то ведут. Ноги не слушались. Все тело трясло.

Приблизилось размытое лицо.

– Вы меня слышите? – медленно тянул слова мужской голос.

– Его… Зовут… Симеон… – выдохнула Альбина, стуча зубами.

Огни, машины, трасса. Остановка. Скорая. Как больно режет глаза… А глаза мальчика, услышанного 6 6 Симеон – с еврейского «услышанный» Богом, уже никогда ничего не увидят.

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Стас бежал очень давно, но узкий коридор с тоскливыми стенами поносного цвета не заканчивался. Очередная дверь со светящимся на зеленом табло словом «Выход» захлопнулась перед самым носом.

– Вы ушли с маршрута, вы ушли с маршрута, – на одной ноте гнусавил противный женский голос.

– Где ты видишь тут маршрут, интеллектуальная дура?! – Стас резко остановился и со злостью посмотрел на смарт-часы с навигатором и пульсометром.

«Сто семьдесят пять… На пределе. Странно: усталости нет. Только сердце ухает филином», – переводя дыхание, он достал пластиковую бутылку и сделал глоток. Вода отдавала тухлятиной.

Слух резанул звук сирены, похожей на кряканье стаи уток, и тот же голос затараторил:

– Осталась одна жизнь, осталась одна жизнь.

Стас заорал:

– Какого черта! А где пять запасных? – он вылупился на мигающий красным светом экран. – Я с места не сдвинусь, пока твои глюки не закончатся! – прислонился к холодной стене, но она провалилась, и Стас полетел вниз.

Удар. Вспышка боли в затылке. Яркий свет перед глазами сжался в игольное ушко и померк.

Стас разлепил глаза. Темно. Голова раскалывалась. Во рту привкус какой-то гадости. Нащупал на полу телефон.

«Половина седьмого», – включил фонарик, посветил по сторонам и с облегчением вздохнул – кабинет Вадика. С трудом поднялся и, пошатываясь, побрел в туалет.

«На кого похож этот чудик в зеркале?» – провел рукой по небритому подбородку. Оттянув нижнее веко, взглянул на покрасневшую склеру с пучками порвавшихся капилляров. Открыл кран и подставил голову под холодную воду. Кожу обожгло. Переключил на душ и залез в кабинку. Так-то лучше. Мозги моментально прояснились. Вчерашний день, наконец, приобрел очертания, а туман выветрился полностью.

Чайник надрывно свистел. Стас сидел на стуле, положив руки на подоконник, и смотрел в одну точку. Солнце, озираясь на хмурые спящие деревья, потихоньку выкатилось на небо, осторожно раздвигая смурны́е белесые облака несмелыми лучами. Озеро, вспыхивая желтыми пятнами, меняло серую снежную шубу с коротким ворсом на роскошное, сверкающее вечернее платье. Рыбаки у вырубленных лунок казались игрушечными.

Стас ощущал, будто сильная рука сдавила сердце. Зажмурил глаза и явственно увидел то самое лицо. Вчера помог крепкий выдержанный виски – Вадим достал из сейфа, закончив свой длинный монолог об удачной сделке.

Утром, вместо репетиции, Стас помчался в больницу: накануне Егорку увезли с острым крупом. Елена отличилась. Как всегда. Оставила больного сына во дворе, а сама умотала в чертов салон. Хорошо, что сердобольные мамаши, караулившие на катке своих отпрысков, быстро скорую вызвали: еще немного, и не спасли бы…

В больнице Стас обезумел. Метался как загнанный зверь. Рвался к сыну. Но строгая медсестра с тяжелым мужским подбородком и нависшими над глазами бровями, приказала сесть и не истерить. Вышел пожилой врач с уставшим лицом и, объяснив, что самое худшее уже позади, велел отправляться восвояси; ребенок в реанимации, до утра уж точно, и смысла мозолить глаза персоналу и надоедать одинаковыми вопросами нет.