Анна Варенберг - Жани, mon amour

Та, у которой, как я узнала чуть позже, любимый афоризм был такой:

В себе уверена вполне,

И светлый образ мне не нужен.

Те, кто злословят обо мне,

Пусть знают: я гораздо хуже!

И я во второй раз, теперь уже окончательно и бесповоротно, растворилась в его-ее непреодолимом очаровании.

Помню, как в коротких промежутках между дублями бросалась к ней и старалась хоть немного согреть ее ледяные от холода руки в своих ладонях, при этом, сама не ощущая никакого холода, наоборот, мне казалось, что у меня жар, и что сердце сейчас просто выломает ребра. Ведь я могла прикасаться к ней – Королеве, этому ангелу, спустившемуся с небес!

Без сомнения, она всё поняла сразу. Мимолетный взгляд в мою сторону – какое ощущение полной победы в нем было! О, Жанэ не сомневалась в себе и своих чарах, силу которых отлично знала. Жан – тот мог метаться, ощущать неуверенность, «ставить призрачный вопрос и не находить нужного ответа»; Жанэ – никогда. Ее можно было слепо обожать или же люто ненавидеть, но уж точно, однажды увидав, не остаться равнодушным и не пройти мимо.

Пытаясь описать впечатление, которое производила на меня Жанэ, всегда вспоминаю тот момент из романа Достоевского, когда князь Мышкин смотрит на портрет Настасьи Филипповны:

«… Вдруг он (Ганя. – авт.) подошел к князю; тот в эту минуту стоял опять над портретом Настасьи Филипповны и рассматривал его.

– Так вам нравится такая женщина, князь? – спросил он его вдруг, пронзительно смотря на него…

– Удивительное лицо! – ответил князь, – и я уверен, что судьба ее не из обыкновенных. – Лицо веселое, а она ведь ужасно страдала, а? Об этом глаза говорят, вот эти две косточки, две точки под глазами в начале щек. Это гордое лицо, ужасно гордое, и вот не знаю, добра ли она? Ах, кабы добра! Все было бы спасено!»

…Ничего не было спасено. Ни для Настасьи Филипповны, ни для Жанэ, ни для Жана.

Не удивительно, что не прошло и пары дней после «Антимеха», как я стала постоянно жить с Жаном, появляясь у себя дома лишь наездами.

Жан постоянно создавал некий свой мир, далеко не всегда имевший прямое отношение к реальности. Кто-то скажет – ох ты ж, какой витиеватый эвфемизм ты подобрала к слову «ложь», какую рационализацию выдала в оправдание своему любимому!.. Но я постараюсь объяснить, что имею в виду.

Чтобы понять Жани, как и любого человека, необходимо взглянуть на то, что происходило с ним в детстве. Потому что личность не возникает из ниоткуда, психика начинает формироваться даже не с того момента, когда «однажды очнулся я, сын земной, и в глазах моих свет возник», а еще раньше, и развивается до пубертата, потом – стоп, потом мы имеем дело уже только с тем, что получили к этому времени, а дальше идет лишь накопление опыта.

Самое же интересное то, что, рождаясь, человек уже имеет определенное предназначение, заданность, как на генетическом, так и, не побоюсь этого слова, эзотерическом плане. Он обладает неким начальным набором качеств, которые в дальнейшем будут развиваться тем или иным образом. И одни и те же качества, получив разное развитие – или не получив никакого вообще – могут проявить себя совершенно по-разному.

Представьте себе ребенка, который от момента рождения не знал своей матери. Нет, он не был «отказником» и не рос в детском доме. Но, в силу обстоятельств, у родителей не было возможности самим растить его, поэтому, прямо из роддома, он попал в руки бабушки и оказался за тысячи километров от людей, которые произвели его на свет в биологическом смысле.

О, это были безгранично любящие руки! И не только бабушки, а сразу двух, плюс двух дедов. Так как его родители, оба, родом из одного и того же маленького уральского городка Коркино, и их семьи жили практически рядом, всего в паре улиц друг от друга.

Внука представители старшего поколения обеих семей приняли с безоглядным обожанием и «поделили» таким образом, что какие-то дни он жил у одних, другие – у других. Но там и там он был безусловным фаворитом, самым маленьким, самым любимым.

Любимым так, как способны любить именно и только бабушки, иной, не материнской, но всепреемлющей любовью, целиком и полностью сконцентрированной на внуках.

А еще, у очаровательного мальчика очень рано проявились актерские способности, которые были приняты с восторгом. Петь он научился едва ли не раньше, чем говорить, а танцевать – чем ходить. Его артистизм и желание дарить радость окружающим были предметом особой гордости близких.