Беспощадно судьбы колесо.
В новом веке так много грусти,
Память счастья – на пальце кольцо.
Женский профиль кобальт с агатом.
Анцелот был духовным ей братом.
Потом быстро сняла с пальца кольцо с агатом и положила в его дрожащую ладонь.
Когда он пришел в себя, её уже не было. С тех пор прошло много времени, но он твердо знал, что когда-то она откроет его дверь, он только не знал, когда это случится….
Я ушёл из дома в семнадцать неполных лет. Призвали через военкомат в армию, и хоть немного не хватало до восемнадцати, спорить не стал.
Позже, так получилось, домой в Россию приезжал редко.
Когда приезжал, то с отцом, бывало, за костром и шашлыком, и разговорами о смыслах жизни засиживались за полночь. Расставаться всегда было тяжело.
В трудные минуты жизни образ отца, сказанные когда-то слова, были в помощь, чтобы найти правильное решение в крайней проблеме. А проблем, как известно, всегда хватает.
А потом, была жизнь, за которую в целом было не стыдно. После службы в МВД, работал адвокатом, овдовел, пробовал писать книжки. Что-то получалось, что-то нет.
Чужие дела, чужие судьбы.
Когда вечером шёл по городу, внутренний голос вдруг громко напомнил…
– Сегодня годовщина смерти отца, забыл?!
Остановился. Как же, я мог забыть? Глянул на часы, осмотрелся.
Рядом с магазином, на ящике сидел, по всей видимости, бездомный, не неухоженный, в поношенной, мятой одежде седоватый мужчина.
Подошёл. Назвал себя, в ответ услышал,
– Иван. Федорович… По-простому и прямо спросил:
Выпьем белой?
– Выпьем. Не вопрос, если есть за что.
– Есть. Подожди пару минут, Иван Федорович.
Зашел в магазин взял «Старорусскую», закусить. Вышел, и ничего не говоря, разложил на том же ящике сыр, колбасу, открыл бутылку, наполнил одноразовые стаканчики.
– Давай, Иван Федорович, выпьем за моего отца…
На морщинистом лице, появилось, что-то вроде улыбки. Навстречу глянули выцветшие серые глаза визави.
– Всё правильно, по понятиям… Род свой не помнящий счастья не найдёт.
Еще раз, как бы улыбнулся.
– Пусть покоится с миром.
Выпили.
– Хороших людей мы вспоминаем, как и хорошие дела тогда, когда уже нет, ни того и ни другого. Всё стоящее чего в этой жизни ценим тогда, когда теряем. Законы, данные Богом то выполняем, то не выполняем, а лукавый он всегда рядом.
Иван Федорович замолчал, как бы, вспомнил что-то дорогое своё…
На моё удивление, в этот вечер я услышал от случайного собеседника многое из того, о чём не раз мы говорили с отцом за поздними посиделками.
Нас развело уже затемно по домам такси. А с Иваном Федоровичем с тех пор мы периодически встречаемся, палим костёр, и, конечно, ведём мужские разговоры.
Вот такая история.
Он приехал в Крым под осень, чтобы набросать давно задуманные этюды Коктебеля.
Сначала остановился у старого друга, а через день переселился в отель. Взял за привычку вечером заниматься пленэром, то есть, выходить к морю или в горы и писать природу с натуры.
Иногда к нему подходили молодые люди, стайки девчат, интересовались, выспрашивали, даже некоторые пробовали растирать краски. Он получил несколько заказов на будущие картины от отдыхающих.
Бархатный сезон в Крыму – это особое состояние. Вечерами уже не душно, днем не жарко, море еще теплое и, находится в это время здесь, многие считают за счастье. В это время приятно гулять, наслаждаться ароматом сосен, кипарисов и можжевельников, купаться в море, или просто загорать.
Ему нравилось часами сидеть у вросшей в каменный парапет у самого моря сосны и мыслить своим военным прошлым, вспоминалось детство, и самое главное он начал писал стихи. Стихов было много, но, как говорили раньше, стихи писались пока в стол.
Он, натянул на подрамник загрунтованное полотно, взял кисть… как вдруг за спиной услышал приглушенный морем женский голос,
– Простите, а Вы не смогли бы написать мой портрет, я хорошо заплачу.
С нескрываемой досадой обернулся, и застыл… Передним стояла ещё молодая, красивая, с милой улыбкой на лице женщина, как раньше говорили, до бальзаковского возраста.
Её чёрная, длиннополая шляпа закрывала часть лица, но не улыбку и зелёные глаза с весёлым, игривым чёртиком.
– Смогу… – помимо воли вымолвили губы, – а хватит ли у Вас терпения?
– Она, не отвечая на вопрос, тут же произнесла,
– А хватит ли у Вас того терпения, чтобы терпеть меня много часов.
Читать дальше