Антон Ратников - Репортаж из леса

Гена завел свою вечную пластинку:

– Я бедный студент. Из другого города. Денег нет и в ближайшей перспективе не будет. Сжальтесь!

Кондуктор и бровью не повел.

– Вон дверь, – сказал он, показав нужное направление. – Я, знаешь, сам был студентом, но за проезд платил.

Кондуктор ушел. Гена направился к двери.

– Видимо, он плохо учился, раз смог устроиться лишь в трамвайный парк, – шепнул он мне.

Я знал, что Гена будет делать дальше, – перейдет в другой вагон. Там, если повезет, будет ехать более сговорчивый кондуктор. Если нет – Гена вернется сюда и проедет еще остановку. Потом вновь поменяет дислокацию. Рано или поздно кондукторам надоест охотиться за ним, и его оставят в покое. Или нет, и тогда Гене придется идти пешком. Но таким образом можно проехать полрайона.

Гене повезло, во втором вагоне работала сердобольная женщина лет пятидесяти. Почему-то Гена всегда производил на таких очень хорошее впечатление. Они жалели его и готовы были все ему прощать. Вообще-то я мог перейти к нему, но решил проехаться в одиночестве. Откровенно говоря, терпеть Гену в течение всего вечера – это нелегко. Наверное, поэтому родители отправили его учиться в другой город.

На нужной остановке он подал знак, и мы сошли.

Место, куда мы приехали, было мне незнакомо. Слева от нас ржавела громада теплоэлектростанции. Ее устремленная в небо труба была похожа на космическую ракету. Справа жались друг к другу сталинские дома. Рядом с ТЭЦ они не производили монолитного впечатления и смотрелись сиротливо. Мы пошли вглубь двора. Здесь друг за другом стояли однообразные пятиэтажки. Кругом грязь. Детская площадка разобрана. Ларек, торгующий пивом и фруктами. Набитая под завязку помойка. Мы все шли и шли.

– Ты уверен, что не заблудился? – спросил я.

– Все в порядке.

Действительно, минут через пять мы пришли к совсем уж старенькому дому. Кажется, он был построен в начале двадцатого века.

– Что это за хибара? – спросил я.

– Хибара? Брось! Это дворец!

Мы поднялись на нужный этаж. Перед дверью, обитой дерматином, было много звонков. Гена нажал нужную кнопку. Я почувствовал, как по спине пробегает холодок.

Дверь открылась. Из проема показалось милое круглое лицо. Светлые волосы, губы, накрашенные светло-коричневой помадой.

– Гена! Привет!

Она показалась мне симпатичной, но… не особо. Гена обнял ее.

– Ждали?

– Конечно!

– Это, кстати, Костя.

– Очень приятно, – сказал я, понимая, что, пожалуй, это звучит слишком официально.

– А это… – начал он, показывая на девушку и делая очень важную паузу.

– Ксюша, – сказала девушка.

– Кстати, – шепнул ей Гена, – напомни, как зовут твою подругу.

– Света.

– А-а-а… Ну я же говорил…

Мы прошли. Коридор был длинный, но очень узкий. На стенах висели велосипеды, тазы, антресоли были заставлены ящиками. Головой я задевал бельевые веревки. Коричневые стены нагоняли тоску.

– Ты здесь живешь? – спросил я у девушки.

– Вообще-то, нет. Здесь комната у Светы. Я живу через дорогу. Но у меня родители. Ко мне нельзя.

Ксюша открыла какую-то дверь.

– П-прошу.

Мы вошли в светлую и просторную комнату, резко контрастирующую с захламленным коридором. Комната большая, и мебели в ней мало. Шкаф, стол, стул, письменный столик, диван. Стеллаж с книгами отгораживал небольшой закуток, где стояла кровать.

«Два спальных места, – подумал я, – хорошо».

На подоконнике сидела девушка. На ней была черная юбка средней длины, черная блузка. И волосы у нее были черные. Вообще, она напоминала небольшую встревоженную ворону. Я замер, стараясь ее внимательно рассмотреть, но при этом не выдать себя. Черт, я был разочарован. Фигурка еще ничего. Обыкновенная женская фигура: грудь, бедра, ноги – все на месте, все нужной формы. Но вот лицо… некрасивое. Во-первых, слишком большой нос. Он смотрелся совершенно неуместно. Казалось, его приделал туда неумелый скульптор, ошибившийся с масштабами. Еще у нее было много угрей. Слишком много. Обычно так много их бывает только у мальчиков в пятнадцать лет. Если с носом можно было бы как-то смириться, то угревая сыпь, конечно, все портила. Я так сильно расстроился, что у меня руки опустились. Я разозлился на Гену, и мне захотелось уйти. Но я взял себя в руки. Нельзя так обижать людей. Даже если у них проблемы с кожей.

– Привет, – сказал я.

– Привет, – ответила девушка.

Наверное, она хотела показаться загадочной и таинственной. Она сидела на подоконнике в вечерних сумерках, сложив руки на груди, и смотрела на меня внимательно, не моргая.