Вечером в воскресенье ко мне заехал Ромка – я звонил ему, ещё когда деньги на телефоне были, и мы договорились, – забрал меня к себе, накормил и отмыл, а то я уже сильно источал кабалу и тоску.
В понедельник я дозвонился до Ларисы и сказал, что денег у меня нет, в ответ услышал злобное рычание, на следующее утро мне перевели денег на карточку, я заплатил за гостиницу и меня не выгнали, как много раз обещали.
Ещё два раза съездил на базу, там мне сказали, что факса так и нет, я уехал оттуда в Мурманск. Силы иссякли. Запас экспрессивных слов тоже.
По приезде в Питер я увидел, что по отделу уже ходит другой человек, чуть моложе меня, но флотского офицера я узнал сразу. Мне шепнули, что его готовят на моё место.
Тогда я принёс Ларисе заявление на увольнение, она ответила мне:
– Спасибо, что поняли верно.
Так я перестал быть конструктором, что, в общем-то, честно, ведь никаким конструктором я никогда и не был.
Погодите, спросите вы. А где, собственно, продажи, что по теме книги? А это вот всё и есть – по теме. Договорные отношения с внешним миром как-то сами собой произрастали из связей наших метров и из неизбежности, как, например, с флотом. Куда им ещё обращаться, если вот там, в Питере, сидят те, кто умеет красиво рисовать затвор, а ещё есть страдальцы, которые приедут и подпишут, что надо. В этой организации, как и во многих других – я это позже узнаю, – никакой отдельной службы продавцов не имелось. Такие организации обречены. Мэтры уйдут на покой, а флот рано или поздно отвернётся, найдя иных страдальцев. Ведь, как известно со времён первого продавца Каталонии дона Эстебана Перейры, обладателя самой богатой на побережье коллекции расписных сомбреро, – артель, которая не кормит своих менеджеров, будет кормить чужих.
5. Продавец на Кировском заводе
Вообще ух какое лирическое:
Обессловлена ты, обесчуена,
Попой к западу зафэншуена.
Исколол я своей бородою
Твою свежебритую оригами.
Благодарила меня собою,
И стоном лишая Луну покоя,
Ты разводила тучи ногами.
В эту организацию я попал по знакомству. В ту пору от самого завода остались лишь название и администрация, на его территории же работали штук двадцать или больше дочерних предприятий. Они исправно отстёгивали в администрацию завода, а он давал им кров и общее на всех имя, славное своей историей и заслугами, – Кировский завод. То есть у каждой «дочки», конечно, было своё название, но все они относились к заводу и могли при случае козырнуть – мы, мол, такие-то, нас все знают.
Кто-то там печатал книги, кто-то пытался делать гусеницы для трактора, иные резали металл или продавали шампиньоны. Наша организация выгодно отличалась от многих – у нас имелся свой цех, в котором на разных станках можно было выточить какую угодно полособульбу, весьма необходимую рабочему классу любой части России. Необходимости в холодных звонках не имелось, нас и так забрасывали запросами, наивно полагая, что мы и есть тот самый могучий Кировский. Поэтому отдел, где я работал, назвали пространно: «Отдел продаж, договоров и маркетинга». Всё совместили, накидали туда, нагрузили и обрадовались – всё, эти направления прикрыты. Из всего названного мы, по сути, занимались лишь договорами. Потому что какие это продажи – нам позвонили, мы выставили счёт, они согласились, потому что мы Кировский и лучше нас никто не сделает. И потому что какой, к чёрту, маркетинг. Кстати, что это за зверь? Изучение рынка? Но как, если сегодня мы варим уголок, а завтра выпиливаем прищепки для белья? Да и зачем, если все и так звонят, а мы – нас в отделе было пять человек – и так уставали отвечать на входящие звонки.
Связи между количеством договоров, их суммами и получаемой премией не имелось никакой. То есть назаключал много – ты молодец. А если мало – то лишат надбавки. Вот и вся премия. Как на флоте. Лучшее поощрение – это отсутствие взыскания.
И табельная система. Пришёл к полвосьмого, сдал пропуск – и до семнадцати ты его не увидишь, а значит, тебя не выпустит охрана, по периметру колючка, в самоволку не сбежишь. Все полтора года, что я там пробыл, я был в заточении с утра до вечера, я себе виделся этаким сидельцем за правое дело, страдальцем. Ну вроде как пламенный борец за идеи революции. Мы страдаем, мол, чтобы следующим поколениям было прикольней жить, богаче и слаще. Под следующими поколениями я видел себя, только потом, когда заработаю тут много денег. Я в этом не сомневался. Менеджер вообще мало когда должен сомневаться в своём скором обогащении. Даже когда нет никакой связи между продажами и премией, как там.
Читать дальше