Макс Линн - За листопадом небо. Мужской роман-исповедь

«Странно!», – скажет любой. Наверное. Но наличие длинных ног и красивой формы груди, как бы я ни сожалел, не предполагает присутствие интеллекта в симпатичной головке той или иной мадемуазели.

Помните этот бородатый анекдот «А поговорить?!». Вот-вот! Мне иногда не хватает интересной собеседницы рядом. Нет, не спорщицы, брызжущей слюной от того, что ее распирает показать, какая она незаурядная, с необычайно высоким IQ. Не достает другой! Такой, чтобы во время нашего с ней общения возникало чувство единения душ. А от него уже хочется прикасаться к этому сокровищу. К не только очаровательной привлекательной женщине, а к становящемуся постепенно родным, очень близким духовно человеку. «Так можно заморачиваться и искать долго», – скажет кто-то. Другой вообще поставит диагноз: «Arschloch!» /*нем. – мудак, буквальный перевод – задний проход/.

Я, наверное, рассуждаю как старик. Мне 37. Может быть, рано еще что-то переосмысливать в жизни, но это получается как-то само собой.

Хотя, подобное восприятие мира и людей связано с моей профессией. Она была мне предначертана и предназначена. С неба.

– Мама, а что там за листопадом? Откуда падают и падают на нас все эти листья? – задавал я вопрос, который был один из тысячи, возникавших в моей голове.

В том самом детском возрасте, который называют «почемучным».

– Листья падают с неба, – уверенно отвечала мне моя занятая и спешащая повсюду мама.

В очередной раз, зажмурясь, и смахнув с себя летящий в лицо разноцветный листопад, я возмутился:

– Но как же так? Они же раньше были на деревьях?

– Где ты видишь поблизости деревья?

– Там, в конце улицы…

– Сын, запомни, они сыпятся только с неба! Поверь мне! Как и все, что получаешь ты в своей жизни! К нам все приходит именно сверху. Или нет! Никогда ничего хорошего свыше не падает! Можешь и не ждать! Надейся только на самого себя!

Мама на ходу, взметнув свободную руку с ухоженными наманикюренными пальцами, сама всмотрелась ввысь, будто там вообще можно было что-то разглядеть через летящее над нами облако. Затем авторитетно, словно говорила не со мной – берлинским детсадовцем, а с кем-то взрослым, подвела итог сказанному:

– За любым событием в судьбе, как и за листопадом, есть и остается только небо!

– Значит оно живое? Или там все-таки есть Он?

Уже в те свои пять лет я пытался добиваться сути и быть объективным:

– Но ты же говорила, что Бога нет! Там наверху…

– Манфред, не глупи! Запомни и больше не спрашивай! Небо – это больше чем Бог! За листопадом, который кружит вокруг нас и повсюду, есть только небо.

Да, спорить с моей мамой не отваживался никто. Из-за ее характера. Его не требовалось описывать. Никак. Характер у человека или есть, или нет. У нее он был.

И я вгляделся тогда через прозрачный воздух вверх. Пытался понять, кто же там разбрасывает на нас листья?

Словно паря в невесомости, как космонавты, только без скафандров и едва заметные на вид, там летели две фигуры. Я то видел их, то казалось, они растворялись в ноябрьском холодном воздухе. Я всматривался в их лица до слез в глазах из-за холодного ветра. Затем улавливал лишь очертания больших в несколько метров тел цвета разбавленного белого молока. Мне даже казалось, что я слышу размеренный шорох их белых, то ли из снега, то ли из мягких пушистых перышек крыльев.

Открыв рот от удивления, я не замечал, что торможу срывающуюся уже на бег, из-за постоянных опозданий, Mutter. Я рассматривал пышные, будто седые шевелюры до плеч. Как бы фотографировал глазами, чтобы потом взять из памяти эту виденную мельком картину. И написать. Маслом или акварелью. Как уже учил меня опа Вилли.

– Мама, значит, это ангелы осыпают нас листо-

падом?

– Мани, ты на редкость тупой ребенок. Если нет Бога, то откуда взяться ангелам?

Двое, спустившихся с небес пониже, чтобы расслышать разговор женщины и ее сынишки, рассмеялись. Но один из полупрозрачных созданий одернул своего собрата:

– Она перестала в нас верить после гибели ее родителей, а вскоре и любимого.

– Да, я помню ее еще девчонкой. Семнадцать ей было. Как она рыдала над его бездыханным телом! Маркус тогда был дежурным по убитым. Она так пронзительно кричала! Посылала сначала проклятия нашему боссу, а лишь потом разуверилась. И в нем, и в нас.

– Полетели повыше! Мне кажется, или этот пацаненок нас отчетливо видит?!

– Ага, еще корчит рожицы!

С годами во мне выработалась привычка – не воспринимать все только с позиции сомнения, а пытаться себя распахивать для всего нового и, может быть, с трудом, но стараться понять и принять даваемые судьбою шансы. Но чаще это были ее удары.