Равиль Садыков - Прощание с детством. Или как жить с перевёрнутой головой?

Этот поцелуй, как дуновение весеннего легкого ветерка. Как первый лучика солнца. Как глоток воды, из прозрачного, струящегося меж камней родника в жаркую погоду.

Я вспоминаю свой первый поцелуй. То, непередаваемое наслаждение, с которым мои губы коснулись губ моей первой, настоящей, девушки. Моя первая любовь. Быстрая и скоротечная. Полная страсти и восторга, от того, что все это было впервые, ново. Я был, еще недостаточно хорошо искушен в любовных делах – наивен. Мы так с ней страстно целовались. Это могло длится бесконечно.

В детстве я много и часто болел. И меня решили отвезти к моря, рассчитывая на то, что морской воздух мне поможет избавится от хвори. Я хорошо помню ночь. Одноэтажные корпуса. И я, освещенный светом луны, бегу по дорожке между этими корпусами, при этом не переставая рыдать. Боль была очень сильная. Иногда я просыпался по ночам не в силах унять эту боль.

В пансионат, где мы с мамой находились, родители и дети жили отдельно. Точнее это был санаторий, для детей больных ревматизмом – ужасная и мучительной болезнь, когда боль выворачивает все твои суставы.

С мамой в комнате жила женщина, танцовщица – высокая и статная кабардинка.

Лишь после того, как мне растирали суставы мазью либо «Тройным» одеколоном, и укутывали мои ноги в теплое одеяло я засыпал, забывая о боли. Именно эти боли в суставах, тяжелые и порой невыносимые и были той причиной, по которой меня отвезли к морю. Добавьте сюда больное сердце и врожденную астму. Из-за этой самой астмы, однажды, у меня даже приключилась клиническая смерть и меня чудом удалось спасти. В то время я гостил у своих родственников в городе Аша – небольшой промышленный городок, на границе Башкирии и Челябинской области, где снег зимой, от выбросов металлургических комбинатов становился бурым. Родители часто оставляли нас на попечение родных. Мама училась в аспирантуре, вначале в Ленинграде, а затем в Москве, а у папы были свои дела.

Как рассказывал, мне мой дядя, который, по сути, и спас мною жизнь, пробежав со мной на руках около пяти километров (такое было, примерное, расстояние от их дома, до больницы), что, когда он вбежал в приемный покой, я уже не подавал никаких признаков жизни. Я этого не помню, потому что был слишком мал.

Без лишней «скромности» скажу, что боль в моей жизни занимала не самое последнее место.

Я уже родился больным и недоношенным. И, потому, не отличался крепким здоровьем. Виной тому была соляная кислота, которой пользовались в то время археологи, для работы с артефактами, найденными в земле, очищая их от грязи и глины. Мама была археологом и будучи беременна мной работала с кислотой. Она не знала, каковы будут последствия.

А возможно, всему виной то обстоятельство, что я родился в воскресение, да еще утром. По моему твердому убеждению, воскресение не самый подходящий деть для рождения, хуже, чем понедельник. Помине, как в песенке: «…не идут дела, видно в понедельник их мама родила». Так вот воскресения ничем не лучше. Назовите мне хоть одного нормального человека, родившегося в воскресение. Думаю, таких людей мало, а если такие и есть, то все они потенциальные неудачники. Хотите поспорить? Пожалуйста.

Фигурой и внешностью, я больше походил на девочку. Меня, даже, в детстве родители обряжали в девчоночьи платья, а на голову повязывали бантик. Им, почему-то, хотелось, чтобы я был девочкой. Думаю, что вся мая жизнь – это сплошное недоразумение, и само мое пребывание на этом свете полная безнадега. Видимо, что-то там, наверху, в небесной канцелярии, пошло не так, не нормально. В детстве я переболел всеми мыслимыми и немыслимыми болезнями. Я, как ходячий медицинский справочник. Спросите меня о любом заболевании, и я вам, не моргнув глазом скажу, что я уже болел подобным заболеванием, или же кокой ни будь одной из его разновидностей.

Вспомните героя рассказа Джерома К. Джерома «Троя в лодке, не считая собаки», который выяснил, что болел всеми болезнями, указанными в толстом медицинском справочнике, вплоть до – родовых куликов. Так вот это я и есть, за исключением, правда – родовых куликов. Только в отличии от этого книжного господина мои болезни были самыми настоящими.

Мое слабое здоровье могло бы стать темой не одной диссертации, а описание симптомов превратились бы в стопку толстенных и тяжеленых томов.

Сколько себя помню – я все время болел. Болел и лечился. Выздоравливал, и снова заболевал.

Не удивительно, что девушки не хотели дружить с таким хиляком.