Александр Лобанов - Заумь

– Да штоп… того… значит… штоп доллараф купить.

– Значит, тридцать рублёв хватит. Я курс знаю! – гордо проговорила Любка и хлопнула дверью, закрыв видимое и разговорное пространство.

Через пять минут, во вновь открывшуюся щёлочку, Любка высыпала в ладонь Сергея монеты и без напоминаний о возврате долга растворилась по ту сторону закрывшейся двери.

Сергей пересчитал мелочь. Было ровно тридцать рублей.

Вечером, перед ночным отдыхом, он ещё раз осторожно открыл сберегательную книжку, любовно и с замиранием сердца посмотрел на короткую, но милую строчку в ней и, пошевеля губами, прочитал: «Зачислено один доллар».

Прозрение

С трудом открыв слипшиеся глаза и протерев их опухшими кулаками, Сергей широко и протяжно зевнул, потянулся до хруста в плечах и умилено улыбнулся, вспомнив приятные моменты прошедшего дня.

– Тэ-э-экс-с-с! – протяжно выдохнул он многозначимый для него звук и перевёл взгляд, до сих пор упиравшийся в противоположную стену, вправо и… замер. Глаза, радостным сиянием сглаживавшие опухлость лица после ночного сна, бледнея под натяжением каких-то тонких нитей, мгновенно протянувшихся к ним из неведомой глубины, застыли в недоумении. Через миг в них вспыхнул ужас открывшегося явления – пустого стола.

Старенький стол с облупившимся лаковым покрытием, стол уютненько притулившийся в углу у окна, стол на котором стоял персональный компьютер – был пуст. Мертвенная бледность хлынула к его лицу, и из похолодевшего сердца тугим потоком вырвался душераздирающий рёв. «А-а-а! Где-е-е?!»

С испуганным лицом, покрывшимся малиновыми пятнами от столь истошного крика, в крохотную спаленку вбежала дородная женщина, – жена Сергея, и уставилась испуганным взглядом на дрожащую руку мужа, указывающую в сторону стола.

– Г-г-где он? Где? – уставившись на жену затуманенным взглядом немигающих глаз, ревел он.

– Кто… он? – узрев, что её спутник жизни живее некуда, спокойно проговорила она и расслабленно выдохнула звучную струю воздуха.

– Компьютер! – рявкнул муж, не отрывая обезумевший взгляд от супруги.

– А он у тебя был? Совсем ополоумел, утроба твоя ненасытная! Ты хошь помнишь, где ты и какое сегодня число? Али совсем память отшибло?

– Я… а… а…а… чё? Я так, я для… веселья, – полностью очнувшись от сонных грёз, пробормотал Сергей и обессилено опустил руку.

– Я тебе щас такое веселье покажу, что не обрадуешься! Вставай, пьянь утробная! И форточку открой! Дышать от твово перегарища нечем! – ответила его дородная суженная и, не спеша, покинула узкий проём двери.

Сергей нехотя откинул лоскутное одеяло со сбившейся в углы ватой, кряхтя спустил с металлической панцирной кровати ноги, и раздражённо фыркнул на узенький лучик солнца, пробившийся сквозь заледенелое окно. Лишь кровать радостно скрипнула, когда лучик коснулся её потускневших металлических шариков.

Шлёпая босыми ногами по голому полу, Сергей проследовал к умывальнику, открыл кран с синей меткой, на кран с красной даже не посмотрел, зная, что из него даже и по праздникам не каплет. Омыл лицо двумя пригоршнями воды, фыркнул, но не от удовольствия, а от обжигающего действия ледяной струи, и буркнул: «За что только деньги платим! – На гвозде, вбитом в дверной косяк, висело новое вафельное полотенце. – В честь какого праздника? – удивился, шаркнул им по лицу и заученным движением направился на кухню, откуда неслись приятные запахи, но не они звали его, а настенный отрывной календарь, листки которого не позволял срывать никому.

Во рту было пакостно, голова трещала, как переспелый арбуз, но от предвкушения надвигающегося действа, его настроение слегка приподнялось, возможно, подействовало на него и умывание, но, как бы то ни было, к кухонному косяку двери Сергей подошёл с лёгкой улыбкой.

– К-к-ка-а-как?! – заикаясь, протянул, уставившись на календарь, пришпиленный гвоздём к обшарпанному косяку. – Как?! – Резко повернулся к жене, проливающей слёзы над кухонной доской приютившей худые дольки репчатого лука.

– А вот так! – ответила она и утёрла рукавом ситцевого халата катящиеся по лицу слёзы.

– Но сегодня тридцать первое! А я вижу…

– Очнись!

Толстенный новенький календарь, украшая своей плотной красотой давно забытый краску косяк, вырисовывал большую красную цифру 1. Ниже этой цифры стройной шеренгой выстроились красные буквы Я Н В А Р Ь.

Сергей посмотрел на окно. Под напором лучей солнца его стёкла обливались холодными слезами.