Алексей Брайдербик - Миниатюры и рассказы

…Однако мой собеседник, не ответив, развернулся и поспешно скрылся за деревьями. Мне предстояло одному без чьей-либо помощи нести эту большую вязанку хвороста. Я с трудом неуклюже взвалю ее на спину, и, еле переставляя ноги, двинусь к дому. Я так сильно согнусь, что буду видеть только землю перед собой. У меня затрясутся колени и заслезятся глаза от натуги…

Но оглядевшись, я вдруг понял, что это не мои родные места. Я не знаю, как сюда пришел, и не знаю, как уйти отсюда. Кругом высокие деревья, а надо мной голубеет пятно далекого неба. С какой стороны я пришел, и в какую сторону мне теперь двигаться? Я встаю на кучу хвороста, раскидываю руки в стороны и закрываю глаза.

Я взял тучу и обернул ее вокруг шеи, как шарф. Потом я посмотрел на себя в зеркало – с тучей вокруг шеи я выглядел замечательно, по последней моде. Тогда я подумал, что, может быть, мне стоит поучаствовать в модном показе. Я бы прошелся по подиуму и позволил себя много-много раз сфотографировать.

Мне подарили саблю, правда я пока ни разу не пытался нанести с ее помощью кому-либо урон. Думаю, что мне вообще вряд ли представится шанс пустить ее в дело, поскольку я никогда и никуда не беру саблю с собой.

Она просто лежит у меня под кроватью – и всё! Хотя, наверное, нужно временами показываться с ней на улице, чтобы убедить остальных, что я такой же полноправный член общества, как и они. Я могу выйти на улицу, вклиниться в толпу, взмахнуть саблей и объявить во всеуслышание, что всё общество создано для меня. До сих пор я не встречал попыток разубедить меня в этом.

Дома я могу просто подержать саблю в руке.

Я уже минут пятнадцать пытаюсь вдеть нитку в узкое игольное ушко, но у меня ничего не получается. Конец нитки всё время проходит то справа, то слева от ушка. Мне это уже порядком надоело. А зачем я хочу продеть нитку, мне надо срочно что-то зашить? Нет, не зашить, а пришить. И что? Я хочу пришить к своей коже нашивку с ликом нашего предводителя. Мы все так делаем, пришиваем к себе нашивки с портретом нашего предводителя. Он же к собственной коже пришил нашивки с нашими изображениями.

Я многое здесь услышал. Я многое здесь сказал. Сейчас я понимаю, что потратил впустую время. Я устал от лишней информации, и у меня пересохло в горле от разговоров. Поэтому я, пока все слушали и потом переговаривались друг с другом, незаметно присел на корточки. Я видел только стоявших передо мной людей. Нигде не скрыться от них. Каждый по очереди обращался ко мне, говоря:

– Ты тут, я тебя вижу!

Я мог бы, сидя на корточках, двинуться в какую-нибудь сторону, но мне мешали люди. Они все постоянно отвлекали меня тем, что обращались ко мне. Мне было трудно передвигаться полусидя. Я только подпрыгивал на месте, словно лягушка, и переносил вес тела с ноги на ногу, чтобы дать им отдохнуть по очереди.

В нашем обществе принято так: сначала мы разбиваемся на па́ры (хотя я бы лучше сказал, что мы составляем дуэты), затем придумываем себе какое-нибудь громкое, пафосное название. Один идет впереди и размахивает руками, а идущий за ним сильно пригибается. Дело в том, что первый заслоняет своим телом второго от всех стрел и копий, что летят в них. Всегда есть кто-то, кого хотят ими поразить, но для чего и зачем – непонятно. Стрелы и копья попадают точно в грудь впередиидущего, они застревают в его плоти, но не убивают, они даже не причиняют ему страданий. Человек не пытается извлечь их из себя, он и своего подопечного не просит об этом. К слову сказать, я и сам один из пары. Я тот, кто всегда шагает впереди.

От этих странных вопросов никуда не деться: не превратиться в кого-то другого, и уж тем более на них не дашь даже таких же странных ответов. И всё же мне задают вопросы, а я на них, как это ни удивительно, отвечаю. Например:

– Ты не устал бежать по жизни, словно за тобой гонятся?

Я только отвечаю:

– А что, разве меня и сейчас преследуют? – и резко оборачиваюсь, чтобы убедиться, что за мной нет никакой погони.

Я начинаю волноваться, хотя не вижу никого, кто представлял бы для меня угрозу. Я превращаюсь в птицу или лань и опрометью убегаю или улетаю от тех, кто спрашивал меня. Я спасаюсь от всех, я могу бежать или лететь так долго, что не замечаю, как стираю до крови копыта, как теряю почти все перья из крыльев.