Алексей Брайдербик - Светлеющие кущи. Миниатюры, отрывки и варианты

© Алексей Брайдербик, 2022

ISBN 978-5-4490-6559-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В аудитории нашего института висит на стене громадная письменная доска. И часто я, протирая ее влажной тряпкой, размышляю, сколько всего разного было написано на ней. Сколько цифр, формул и текстов. И какой разный смысл был в них вложен. Но теперь я вытираю доску и она вновь становится чистой, а потом опять кто-нибудь напишет на ней что-нибудь.

Меня привели в какое-то странное, ярко освещенное помещение. Впятером повалили меня на холодный неровный земляной пол, схватили за руки и за ноги, так что не было сил ни вырваться, ни даже пошевелиться. Потом кто-то принес в горячих щипцах раскаленное клеймо и заклеймил меня. Сначала мне поставили клеймо на каждой руке и ноге и наконец на груди. Мне сказали, что теперь я принадлежу одному богатому и влиятельному человеку и он хочет теперь осмотреть меня. Еще мне сообщили, что его когда-то, так же как и меня, клеймили.

Мне надо спрятать эти вещи. Но где? Может быть, под шкафом или на антресолях? Антресоли вместительные, большие, там можно много чего спрятать. Я однажды и сам спрятался на них, и меня так и не нашли, хотя весь дом перевернули. Антресоли или какое-нибудь другое труднодоступное место тем и удобно, что их редко осматривают. В таких местах можно спрятать любую вещь и забыть о ней.

Был и другой случай, когда мне надо было скрыться от преследователей. Я залез под шкаф и забился в самый дальний угол, помню, как те, кто хотел меня найти, заглядывали под шкаф, но таки не заметили меня. Может, спрятать вещи под шкафом? Надо это делать поскорее.

Я пытался вызвать этого человека на разговор, но не получилось. Он молчал, и я не знал, что делать. Я задавал вопросы и не получал ответов. Я произносил короткие фразы, однако и это не заставило его заговорить со мной. Умел ли он вообще говорить? Может, он не понимал моего языка? Когда я был таким же, как он, я никогда и ни с кем не разговаривал.

Я гулял по городской площади. Кругом не было ни души, и я наслаждался одиночеством. Мой мозг управлял моими ущербными ногами и несовершенными руками. Мой мозг управлял моим ущербным телом. Иногда я шаркал подошвами ботинок по плитке, которой была выложена площадь, и раздраженно морщился, слыша этот неприятный звук.

Проходя мимо каких-то магазинов, сквозь их витрины я различал силуэты людей. Я проводил кончиками пальцев по стеклу и, не останавливаясь, шел дальше.

Я проходил мимо зданий высоких и низких, жилых домов и пристроек – с окнами, которые казались мне объективами гигантских биноклей, имеющими почему-то не круглую, а квадратную или прямоугольную форму.

Как долго я гулял по площади? Сколько сделал шагов, как часто останавливался, оборачивался? Я останавливался пять раз и три раза оборачивался.

Мысленно я восторгался: «Ах, как же площадь красива, как она пуста и безлюдна!» Площадь была совсем новая, поэтому она так хорошо выглядела, ею можно любоваться бесконечно. В углу площади очень кстати стояла скамейка, сидя на которой, можно было видеть сразу всю площадь.

Впрочем, я знал, что придет время и ее облик испортится. Площадь станет заброшенной, между плитками прорастет трава, плитки потрескаются, раскачаются и местами выпадут.

Размахивая руками, вертя головой, я пересекал площадь от одного края к другому, а потом обратно.

Площадь восторгала меня своей ухоженностью, своей новой плиткой, которой она выложена.

Но сейчас я должен был немедленно уходить, пока меня никто не увидел. Если бы меня вдруг заметили, мне пришлось бы отбиваться. Впрочем, я мог лечь где-нибудь за пределами площади и притвориться мертвым.

Время – это всадник, который ходит рядом со своим боевым конем или вокруг него, но никогда не садится в седло. Зачем же ему конь? Моим отцу и дяде много раз приходилось и сейчас приходится идти на бой со временем. Как это бывает?

В полной защитной амуниции, с секирами наизготовку они рука об руку бежали на время. У времени есть свое оружие: такие же секиры. Соперники налетали друг на друга и ожесточенно дрались. Я не раз видел, как отец и дядя после работы или, вернее, после сражения собирались в своей ремонтной мастерской и чинили сломанные в бою секиры и разорванные в клочья доспехи.