Александр Нелидов - Билет на удачу

Но уговоры потратиться на самого себя были всегда делом безуспешным. Обычно он сдавался своему мышлению нищего и оставался ни с чем. Почему ни с чем? Да, деньги он, может быть, и сэкономил, но это не означало, что они тратились после на более нужное дело. Он откладывал в обычную стеклянную банку с каждой зарплаты скудную сумму. Эти деньги скорее бы пережили их владельца – так навечно и остались бы бесполезно храниться в стекле, с каждым годом обесцениваясь.

Форсайт тут же заметил растерянность Ощепкина, когда принесли еду. Реакция худого бедолаги не стала для него откровением. Еще при входе он заметил, насколько непритязательно и бедно выглядел наряд Ощепкина. Прохудившиеся ботинки, тонкое пальто, а под ним, как роба на изнуренном узнике, скрывал тощее тело на пару размеров больше и давно вышедший из моды свитер. Все говорило само за себя, мужчина небогат, и это заведение ему явно не по карману.

– Не беспокойтесь, – начал разговор Форсайт, – я плачу.

– Извините, но я могу за себя заплатить, – уверенно ответил ему Ощепкин.

– Я не сомневаюсь, но давайте не будем строить из себя бравых ребят и выложим все карты на стол. Вы, скорее всего, сейчас уже посчитали, сколько у вас останется после ужина денег в кармане, я же так ужинаю почти каждый день и не чувствую убытка в своих сбережениях, – Форсайт в лоб, прямолинейно явил правду наружу. – К тому же это я вас сюда пригласил, а значит, имею право вас угостить.

– С этим я соглашусь, – следом произнес Ощепкин, такой простой, но истый аргумент ему нечем было парировать. Такая непредвзятая прямолинейность его ошеломила. Обычно люди скрываются за этикетом, но Форсайту очевидно претила любая облачившаяся притворством формальность. – Я верну вам деньги после зарплаты.

– Исключено! – кулак молнией опустился на стол; грохот раздался по всему кафе, посуда вслед зазвенела, когда вокруг, наоборот, вдруг все затихло. Ощепкин от испуга соскочил со стула, а вилка, которую он только-только взял, выскочила из его рук и со звоном приземлилась на кафель.

Форсайт тяжело дышал. Он держался за сердце с закрытыми глазами и что-то складное бормотал про себя. Его лицо было бледным, а на лбу появилась испарина. Вид его резко сменился со здорового человека на больного. Он сделал несколько глубоких вдохов и только потом с облегчением открыл глаза. Его дыхание успокоилось, но в глазах еще проглядывала та боль, что беспокоила его несколько секунд назад. Он вытер лоб и тут же по привычке попытался зачесать назад свои коротко постриженные волосы.

– Что с вами? – последовал обеспокоенный вопрос от Ощепкина. С одной стороны, он был взволнован из-за своего собеседника, с другой – торжествовал. И у такого здоровяка имеется ахиллесова пята, подумал он.

– Все в порядке, – спокойно отозвался Форсайт, но чуть погодя добавил: – Правда, в последнее время, мотор барахлит… Давайте успокоимся и просто поужинаем.

– К врачу обращались? – присаживаясь обратно за стол, спросил Ощепкин.

Форсайт лишь фыркнул, а затем смахнул рукой, словно отбросил в сторону непонравившуюся книгу.

Официантка, та же, что принесла ужин, словно по волшебству, вынырнула из-за угла с новой вилкой в руке. Ощепкин проводил ее грустным взглядом и с завистью в груди за того счастливца, кому досталась такая красавица; Форсайт с усмешкой оценил мальчишеское поведение своего собеседника. Взрослый мужчина, промелькнула у него мысль про Ощепкина, а опыта ничуть не больше первоклассника.

Они молча принялись за еду. Форсайт сидел угрюмый и скорее походил на обиженного ребенка, чем на взрослого. Он выставил наружу свою слабость, и теперь его тяготила эта мысль и никак не желала отпускать. Самолюбие – одно из самых слабых мест мужчин. Он корил себя, что за первые же полчаса их встречи вызвал в себе гнев, а после еще и сидел, съежившийся от боли, перед чужим человеком.

Ощепкин же уплетал пищу, которая казалась ему вкуснее всего на свете, что он пробовал за свою жизнь. Он старался быть сдержанным, но с каждой проглоченной порцией его разум все сильнее и сильнее пьянел. Чтобы хоть как-то вернуться в реальность, он сделал паузу. На тарелке еще оставалось еды буквально на три вилки, и Ощепкин с жадностью смотрел на еду. Он держал руками тарелку, словно боялся, что ее сейчас у него заберут. Он сделал паузу, так как понимал, что время для разговора наконец подошло и далее тянуть его не имело никакого смысла.

За окном поднялась настоящая вьюга. Вихрь кружил в хаосе неведомый самому себе танец и заметал таких же бедолаг, как и Ощепкин, одетых не по погоде. С бережным усердием он, точно старая ворчливая нянька, пытался укрыть совсем еще свежим пушистым и белым одеялом непослушных детишек. Резкими порывами ветер сметал отовсюду снег и со страшным воем раскидывал его вновь.