Я очень люблю эту историю, потому что в ней речь идет о победе чувства над разумом. И еще об освобождении и успехе!
Потом я встретила Галю и попросила рассказать мне подробности. Галя сказала: «Учти, что он герой войны и всегда носил колодки орденов. Он умер в 87, а это случилось за год до смерти. Почти как Лев Толстой!»
(Точно! Льва Толстого нам не хватало для полноты букета. И вот он здесь!)
Потом Галя сказала, что жил он на седьмом этаже. Он бежал не через балкон, а через дверь, когда родственники потеряли бдительность. «Он был тучный, представительный мужчина с авантюристическим характером. В молодости считался замечательным красавцем».
Так что соврала я не очень сильно. Этот тучный, тот прозрачный. Реальному 86, придуманному 90. Этот через дверь, тот через балкон и бегом на трассу. Конечно, в жизни все было вообще иначе. Совсем по-другому. Но литература тем и отличается от жизни, что тут и там по-разному.
У меня есть знакомая бомжиха на Шаболовке. Она как-то попросила у меня денег, я дала. Вдруг у меня образовался целый карман мелочи, ну, я зачерпнула и высыпала ей на ладонь. А настроение препоганое и ничего не получается, ничего не складывается.
Прихожу домой и вижу: письма прислали, работу предложили, уже пора куда-то бежать, нестись, звонить, включать и выключать, придумывать. А значит, происходит то, о чем я мечтала. Ради чего я здесь. Завертелось!
Ночью иду по Шаболовке. Бомжиха моя на лавочке, бычок докуривает в задумчивости. Маленький красный огонек. Наблюдаю за огоньком, откручиваю назад и понимаю, что на этом месте, когда мы встретились, ситуация переломилась. Отсыпала Матрене монет – и стало срастаться. Возвращаюсь к ней. Сигаретка догорела, сидит понуро. Я говорю: «Вот держи, не болей». А она мне в тон тихо на выдохе: «Спасибо».
И снова встречаю ее – сидит в новом пальто розовом. Ну, или не в новом, но в стираном, ярком.
– Может, и не бомжиха она вовсе? – думаю я.
И тут Матрена моя запускает ногти глубоко в прическу надо лбом и начинает яростно скрести. Заедают, видно.
– Нет уж… бомжиха она…
Прохожу. Домой иду.
А сейчас ливень. Где моя бомжиха?
Однажды Фотограф Оксана расхваливала своих друзей. Она говорила (а если быть совсем точной, она писала на ФБ), что друзья ее замечательные, добрые, отзывчивые, красивые люди. И еще – они легко отличают Моне от Мане.
Когда я прочла эту фразу, по мне проскочил электрический заряд. Его траектория была такой: из глаз в мозг, по позвоночнику и вылетел в самый хвост.
Я подумала: ну да, теоретически это возможно.
И вспомнила, что я ведь была на выставке Моне, видела большие полотна с заболоченными прудами и лилиями. Очень давно в Германии. И на выставку Мане тоже ходила! Устроили выставку в самой Венеции во дворце Дожей. Там я рассматривала голую Олимпию с черными служанкой и кошкой. Привезли во дворец и мальчика в ливрее, играющего на флейте. Причем «Флейтист» был на плакате выставки, а плакаты эти, как водится в любезной нам Венеции, висели кругом: на всех стенах, на остановках моторных трамвайчиков вапоретто, на самих вапоретто, а самые гигантские Флейтисты красовались на стенах венецианских дворцов. Тут я вывела свою формулу: МАльчик с флейтой – это МАне. Почему МАне – потому что МАльчик с флейтой, а с ним еще куча другого народа – среди которых Олимпия и ребята из «Завтрака на траве». Потому что Мане любил рисовать людей! А когда болотца, кувшинки и пестрые цветочки – это Моне. Помню, я смотрела еще фильм, где старенький художник Клод Моне в какой-то оранжерее рисует прудик. Париж в разное время суток – это тоже он. А людей там очень мало или совсем нет.
Этим разделением я осталась довольна и поняла, что вполне могу считать себя культурным другом Фотографа Оксаны.
Не тут-то было! Намедни я (Лягушка-Путешественница) поехала в Польшу в город Познань, где есть большой художественный музей. Среди всех картин на почетном месте обнаружилась картина с очень красивым зеленым, салатовым и голубым морем. Живописное, импрессионистское полотно – одно из лучших в собрании. Кто-то из настоящих знатоков тут бы и прикололся: уточнил, кто автор – Мане или Моне. Определил бы, уточнил и запомнил. Ну а я? Я люблю и того и другого. Оба художника прекрасны, известны в равной степени, жили в одно время и были хорошими товарищами. И оба рисовали море. В этот момент – когда можно было сосредоточиться, чтобы доискаться до истины, – я очень спешила, нужно было уезжать. Я сбежала по лестнице в сувенирную лавку и купила несколько открыток, в том числе открытку с морем. Мне выдали красивый белый конверт, я сложила в него мои открытки и помчалась в Одессу на автобусах и поездах. В пути я подписала несколько открыток, но открытка с зеленым морем осталась нетронутой. В Одессе я зашла на почту и отправила открытки адресатам.
Читать дальше