За все эти дни Гелю я видела редко, что меня удивляло. Я так и не сподобилась у неё спросить, с чем она тут лежит. Как-то всё время что-то отвлекало. Да и сама она была будто невидимка: на неё не обращали внимания ни соседки по палате, ни медсёстры. Она вечно была на каких-то процедурах или гуляла где-то. Даже в столовой я с ней не пересекалась. Поначалу я не обращала на это внимания – своих забот хватало. А потом меня это стало удивлять: насколько я успела заметить, женщина обладала живым характером, забавным чувством юмора, была добродушна и общительна. Однако я не заметила, чтобы она с кем-то сдружилась. Странно. При всей благожелательности единственной её более или менее подругой, судя по всему, оказалась я. Наверное потому, что я тоже не люблю суету и шумиху вокруг своей профессии. Мне нравится сам процесс: осознание личности того, кого я играю, и возможность воплотить то, что, по-видимому, имел в виду автор, вкладывая в этого героя те или иные слова или поступки. Может, это нас сблизило?
Наконец, когда я в очередной раз напоролась на юлькино «оставьте сообщение», Геля мне сказала:
– Дай ей время. Не знаю, что у вас произошло, но дай ей время осознать. Пусть подумает, решит… Если ей нужна будет помощь – позвонит сама. Ты уже отметилась на её мобильнике, проявила заботу. Если она не отвечает – значит есть причины.
– Мы не ссорились, – заметила я.
– Тем более, – ответила Геля.
Она и сама не совалась с утешениями или советами. За что я ей была благодарна. Но, в то же время, меня не покидало смутное ощущение, что она чем-то опечалена, что ей бы тоже не помешала поддержка. Но она ничем не выдала себя, и я, в конце концов, решила, что это моя фантазия, и старалась о том не думать.
Как только я успокоилась, и моя больничная жизнь стала входить в свою неприхотливую колею, так Серёга снова устроил цирк из съёмок. Он всучил мне в руки две хилые странички, из которых я поняла только, что моя роль сейчас заключается в тупом моргании по указке режиссёра и конвульсивных подёргиваниях пальцев. В одной сцене, где на меня должны покушаться (из сценария я вообще не поняла кто и почему), я должна сыграть агонию. Серёга меня настолько выбесил своим дурацким переделанным сценарием, что я корчилась и выгибалась так, что второй дубль не понадобился. К вящей радости Серёги, у которого горели сроки. Пару раз он приволакивал ко мне своего Морозова, который с видом Терминатора смотрел на меня. Однако, удивительно, общаясь с другими, он был весьма остроумен и обаятелен. Даже «герцог» стал меньше уделять мне времени, веселясь в его компании. Я пару раз улыбалась морозовским шуткам, когда он общался с другими. Но стоило ему повернуться в мою сторону, как его кто-то переключал: он начинал язвить и иронизировать, не спорю, иногда весьма остроумно. Однако его едкие замечания, да ещё в таких количествах, начинали меня доставать. И я весьма вежливо парировала их. Не спорю, иногда наши словесные дуэли доставляли мне удовольствие. А Аргунов так был вообще в полном восторге! Не раз потирал руки, приговаривая, что из нас получилась бы ядрёная парочка. Однако часто насмешки Морозова были злыми, чем задевали меня. И это заставляло меня злиться в ответ и язвить. И почему-то окружающие именно меня считали злобной стервой, хотя я лишь отвечала ударом на удар, насмешкой на насмешку. Выходит, мужчина имеет право оскорбить и унизить женщину, называя это шуткой, и окружающие весело с этим согласятся, а когда себя в ответ так же ведёт женщина, её порицают! Женщина обязана молчать и терпеть? Ну уж нет. Хрен с вами. Пусть буду агрессивной сукой. Но ни один подлец не сможет безнаказанно издеваться надо мной.
И я продолжала холодно высмеивать этого напыщенного хлыща. Я примечала его привычки, жесты, манеру говорить. И иногда в лицо его пародировала так, что окружающие падали от смеха, а «герцог» чуть не приплясывал от восторга. А сам Морозов, хоть и перекашивался от злости, но я видела что-то наподобие задумчивости в его глазах. Видимо, ни одна женщина в жизни не вела себя с ним так, как я. Гарик, со своей стороны, следил за нами, как болельщик на футболе за любимой командой: постоянно пытался встрять в наш диалог, видимо, забывая, что слышать его могу только я. Каждый раз, оставшись с ним наедине, я выслушивала его шовинистические нотации и истерические вопли о том, что я, стерва такая, издеваюсь над хорошим мужиком. Пока, наконец, выведенная из себя, я не послала его к чёрту с желанием хоть раз оказаться ему на месте женщины. Он тут же эмоционально стал мне доказывать, что общество одинаково относится к женщинам и мужчинам. А у женщин даже больше прав. Тогда я, поменяв местоимения, обратилась к нему с укорами и упрёками Морозова. Гарик вытаращил глаза. А я лишь слово в слово повторила его остроумные замечания. А когда ко мне зашёл медбрат со шприцем для очередного укола, я, выразительно посмотрев на Гарика, шлёпнула паренька по заду, прибавив пару скабрёзностей, которые слышала в мужских палатах по отношению к медсёстрам. Паренёк ошалело поглядел на меня, покраснел, как маков цвет, что-то буркнул и быстро сбежал. За дверью я услышала его лихорадочный шёпот – видимо, он отловил одну из медсестёр:
Читать дальше