Александр Дорофеев - ШиКоКуГ, а также Врубель. Рассказы о художниках

Иван Иванович с ними, конечно, быстро познакомился. Показывал свои рисунки и наблюдал, как богомазы пишут образа – «горнее», «позём» и «личное». Особенно он сдружился с И. Осокиным, который в своё время обучался в Строгановском училище.

Этот господин рисовал святых не просто по старым правилам-канонам, а с гипсовых слепков античных скульптур, глядя, например, на голову Аполлона или Сократа. Словом, придавал христианским святым античную достоверность и благородство. Немало рассказывал, между прочим, Ивану Ивановичу о московском Училище живописи, существовавшем уже почти десять лет.

Шишкин, в конце концов, твёрдо решил оставить отчий дом и начать самостоятельную жизнь в Москве. Хотя все его отговаривали. А маменька Дарья Романовна буквально оплакивала, как покойника. Заливаясь слезами, долго упрашивала остаться.

«Кем хочешь быть? – спрашивала, всхлипывая, – Уважаемым человеком в Елабуге или маляром незнамо где?»

«Художником», – тихо ответил Иван Иванович.

Тогда Дарья Романовна перестала рыдать, вытерла слёзы и, вскинув руки к небу, воскликнула: «Всё, пропали Шишкины! Никогда у них в роду художника не было! Худо это, хуже быть не может!» И начала молиться, отвернувшись от сына.

И всё же на большом семейном совете Шишкин получил разрешение покинуть родной кров. Так описывает обстоятельства, предшествовавшие отъезду, племянница и ученица Ивана Ивановича А. Т. Комарова.

Летом 1852 года Иван Шишкин отправился в Москву. Сопровождал его всё тот же родственник-благодетель Д. Стахеев, имевший в «первопрестольной» прочные деловые связи. Более того, один из его знакомых купцов, некто Пахомов, состоял членом Совета Училища живописи. Именно он и рекомендовал Шишкину побывать для начала на выставке И.К.Айвазовского и Л.Ф.Лагорио, проходившей в Училище.

В те годы в таких провинциальных городках как Елабуга понятия не имели о выставках. Да и картины профессиональных художников видели не часто. Иногда на сезонной ярмарке показывали в балагане, подобно волосатому человеку или дикому зверю, какое-нибудь странное произведение.

Шишкин впервые увидел картины, написанные маслом, и недаром это были пейзажи – знаменитый «Девятый вал» Айвазовского и кавказские виды Лагорио. Они как бы указали молодому человеку его дорогу. Для него это было настоящим событием.

«Если горы и моря так хороши на картинах, то чем хуже наши леса и поля?» – якобы подумал уже тогда Иван Иванович.

В те годы двери Училища были открыты для всех, кого привлекало изобразительное искусство. Даже крепостных принимали. Начинали обучение с пристального изучения натуры.

Впрочем, многим будущим художникам не хватало самого простого образования, без которого можно, конечно, стать хорошим маляром, но вряд ли большим живописцем.

Первым педагогом Шишкина был Аполлон Мокрицкий. Он постоянно рассказывал об Италии, где побывал когда-то, о Венецианове и Брюллове, у которых учился. Пожалуй, именно ему Шишкин обязан «развитием любви и понимания искусства», что и есть, по сути, первая ступень на пути к образованию души.

Аполлон Николаевич угадал характер дарования молодого художника. Шишкин был трудолюбив, прилежен, обстоятелен, как его папенька, и в точности исполнял указания учителя. Очень добросовестно и увлечённо относился к делу. С первых дней занятий он завёл особую тетрадь, которую назвал «Основные заметки и практические правила живописи». Заносил туда всё, что хоть в какой-то степени трогало его, – цитаты, мудрые изречения, быстрые карандашные наброски, зарисовки с натуры и свои соображения.

В общем-то, уже тогда, в Училище, у него сложились художественные взгляды, которым и будет следовать всю жизнь. Шишкин вполне уверился, что главнейшее дело пейзажиста – это прилежное изучение натуры. Достаточно безусловного подражания природе, чтобы создать убедительную картину. И фантазия тут совсем ни к чему, вовсе не допустима.

«Природу должно искать во всей её простоте, – строго рассуждал молодой Иван Иванович, – Рисунок должен следовать за ней во всех прихотях формы».

Надо сказать, что пейзажная живопись в те времена была низшим жанром в сравнении с исторической. Даже знакомый иконописец И. Осокин советовал Шишкину серьёзно подумать, прежде чем посвящать себя пейзажу. «Историческая живопись повыгодней, – наставлял он по-дружески, – можно и не быть знаменитым художником, но жить хорошо, имея более дела».

Но эти благие советы не сбили Шишкина с выбранного пути. В те годы он серьёзно увлёкся голландским живописцем 17 века, пейзажистом Я. Рейсдалем.