Фил Ахмад - Ухмылка статуи свободы

Спустя месяц я был восстановлен в политических правах. Реабилитация прошла тихо и незаметно. Без школьной линейки и торжественного обещания пионера не курить, собирать макулатуру, читать «пионерскую правду» и помогать древним старушенциям переходить дорогу на светофоре. На перемене мне просто передали алый конфискат через старосту класса. Шелковый символ юного ленинца был измят и весь заляпан чем-то липким. И от него противно воняло затхлостью. Наверное, мой оскверненный пионерский галстук, как носитель вредоносного антиобщественного вируса, валялся в общей куче с грязными половыми тряпками в кладовке уборщиц. Я побрезговал и не стал заправлять дефективный символ под воротник чистой рубашки – равнодушно набросил его на плечи. Наша звеньевая, сердобольная Люська Парфенцева, сидевшая на задней парте, участливо пыталась руками разгладить на нем заломы и складки. Тщетно. Остается только выстирать и выбросить. Приличную вещицу испортил политический вопрос.

С этого дня я стал ортодоксальным пофигистом. Окончательно и бесповоротно.

ПОГРУЖЕНИЕ

Когда я подрос, родители купили мне магнитофон. Ну, чтобы подростка в гибельный омут не затянула дурная компания. Назывался он «aidas». Новенький. Приятно пахнущий пластмассой и специфическим запахом радиоаппаратуры. Для меня это было великое событие, настоящий праздник – у меня появился свой МАГ! Теперь я мог часами просиживать у радиоприемника в поисках «чистых» музыкальных станций. Я безостановочно записывал подряд весь музон приличного качества, пока на магнитофонной катушке не заканчивалась пленка. Потом тщательно редактировал запись, подтирая неудачные куски записанного материала. Иногда я был вынужден полностью удалять даже любимые композиции. Вредоносные глушилки нещадно резали слух. Ломали весь кайф от прослушивания и портили запись. Мальчишки, вездесущие и любопытные, мы в своем районе были хорошо осведомлены об интересах и увлечениях сверстников. Музыкальные интересы свели меня с пареньком, который жил в доме напротив. Оказалось, мой сосед по двору тоже фанат рока и постоянно записывает музыку на старенький родительский магнитофон. Познакомились. Стали обмениваться записями. Мы хорошо изучили расписание музыкальных программ «Голоса Америки», «Радио Швеции», «Радио Люксембург» и радио BBC с прикольным Севой Новгородцевым. Сева, он же Всеволод Левенштейн, эмигрировал из Союза, обосновался в Лондоне и удачно пристроился на радио ведущим русской службы BBC. Впоследствии за активную подрывную деятельность против советской культуры, господин Левенштейн был удостоен даже какой-то британской награды. В арсенале русскоязычного ведущего была своя фишка – коронный позывной, по которому слушатели сразу узнавали Севу. Свою передачу он всегда предварял кратким речитативом на мотив русской народной песни. После пары тактов музыкальной паузы Сева нараспев проговаривал:

– Это Се-е-ева. Сева Новгоро-о-одцев. Город Ло-о-ондон. Би-би-си.

Мы с нетерпением ждали трансляций музыкальных передач. Процесс записи был для обоих фанатов своеобразным ритуалом поклонения многочисленным музыкальным божкам. Услышав позывные той или иной радиостанции, я и мой коллега, каждый в своей келье, настраивались на нужную волну и, не сговариваясь, одновременно включали наши мафоны на «запись».

В страну начали завозить винил. Оригинальные пластинки были большой редкостью. Дорогой и недоступной. Для нас, меломанов, запись «с пласта» считалась большой удачей. Предприимчивые дельцы на этом даже делали деньги. Кодекс нашего музыкального клана отвергал всякую меркантильность. Мы бескорыстно делились друг с другом духовной пищей. Стали появляться специализированные музыкальные журналы. Издания были яркие, красочные, превосходно иллюстрированные. Каждый номер был нашпигован фотографиями отдельных исполнителей и культовых групп. C журнальных обложек белозубой голливудской улыбкой во весь рот скалились наши кумиры. В разворот таблоида издатель обычно вкладывал плакат с изображением популярной рок звезды. Эти постеры фанаты втридорога покупали у спекулей. Или выменивали бесценные картинки у обладателей иноземной прессы на что-нибудь равноценное. Глянцевая икона с ликом популярного звездуна размещалась на стене комнаты. Обычно над письменным столом, чтобы даже во время приготовления уроков можно было лицезреть свое идолище. Пришла мода на все битловское. Наступила эпоха тотальной битломании. Прически «под битлз». Пиджаки без воротников «как у битлз». Круглые очки «как у битлз». Ну и все такое «как у битлз». Рок ЭНД ролл, как социальное явление, наступал на всех важных фронтах. Успешно подавлял идеологическое сопротивление противника и на музыкальном, и на информационном направлениях. Благодаря частично освободившейся от цензурного гнета прессе, наша осведомленность привела к осознанию факта, что иноземные музыкальные небожители вовсе не призраки, а обычные человеки из плоти и крови. Разница была лишь в том, что наши зарубежные идолы жили и творили в мире безграничных возможностей и свободных экспериментов. А мы, идолопоклонники, – в мире жестких ограничений и идеологических экскрементов. Невзирая на препоны, рок ЭНД ролл победоносно шествовал по стране. Своей неудержимой энергией этот витамин духа пробудил творческое начало целой нации. Это был триумф мистера Рока в отдельно взятом обществе. Несомненная победа жизнетворной духовности над идеологической косностью и стагнирующей музыкальной культурой тоталитарного государства.