Игорь Куклин - Как я из себя выходил

Надо сказать, что мануальные (ручные) навыки не у всех медиков одинаковые. Здесь есть что-то врождённое, а что-то приобретённое. Рукастых спецов оказалось не очень много. Знаю нескольких со сложными характерами, но их терпят, с ними считаются, их рекомендуют, у них оперируются. Потому что в руки Богом поцелованные!

Способный ученик – редкость. Чтобы ему один раз показать, и он сразу бы повторил. Для меня самое большое разочарование в последнее время, если такой ученик, которому оставалось-то пару видов операций показать, уволился и вообще ушёл из медицины из-за финансовых проблем в семье. В душе в-о-о-т такая дыра! Берегите рукастых. Если их не будет, останутся только проверяющие и контролирующие.

Во время учёбы я подрабатывал санитаром в отделении реанимации. Тогда в палате интенсивной терапии лежали все подряд, кто в этом нуждался. Одно время бичом была стафилококковая деструкция лёгких у детей. И вот такой ребёнок нескольких месяцев от роду лежал в нашей палате. Всё бы ничего, дитё стабильное, лечим. Только вот пѝсать он никак не хотел. В эту смену дежурила старшая медсестра, очень опытная и очень строгая, её все немного побаивались. И вот сидит она на краю кровати у детёныша, готовится катетером мочу выводить, но чего-то медлит, крутит катетер в руках задумчиво. И тут ребёнок выгибается и выдает струйку прямо ей на грудь! А она даже не отодвинулась, улыбается: «Ой, ты мой хороший!» Первый раз я видел счастливым человека, которого только что обмочили.

Небольшая речушка плавно текла по маленьким плёсам под густыми кустами, весело перекатывалась по камешкам на перекатах. Но не веселило это седого старателя. Его бригада – он, племяш и давний приятель – несколько часов промывала лотками речной песок. Солнце уже перевалило за полдень и жарило не по-сибирски, но ноги мёрзли в резиновых сапогах в студёной воде – начало речка брала в горах, и вода в ней не нагревалась даже в жару. Поясницу ломило. Ещё пауты покоя не давали, жалили сквозь мокрую от пота рубаху. Несмотря на все старания, золота сегодня намыли совсем немного. Пора бы и перерыв сделать, чаю сварить, но что-то заставляло его зачерпывать в лоток речной песок снова и снова…

«Здорова, мужики!» Оглянулся на голос. На берегу стояли двое местных, волосы нечёсаные, сами небритые, один светлый, другой потемнее, возраста непонятного. Рудник, который при Союзе исправно добывал в шахтах золото, давно закрыт и развалился. Местные, кто разъехался, кто спился. Вот и эти явно с бодуна. «Можно тоже попробовать? Есть ещё лоток какой-нибудь?» В другой день может и шумнул бы гостей непрошеных, а сегодня, то ли от усталости, то ли от чего ещё (глаза у спрашивающего были такими же голубыми и ясными, как у сына, которого давно не видел), неожиданно для себя буркнул: «Привет. Вон, возьми в кустах. Только он сломанный чуток». Тот, который посветлее, нырнул в кусты, вытащил лоток и босиком залез в воду ниже по течению. «Что он там намоет? – подумалось. – Муть сплошная… Да и вода студёная». Чернявый на берегу сел на корточки, закурил. Ясноглазый сопел, старался. Через полчаса, когда мысли ушли уже куда-то далеко, в город, к сыну, и о пришедших уже забылось, новенький с шумом откинул лоток и окликнул чернявого: «Кольча, нам такого похмелиться хватит?» И самородок размером с ноготь большого пальца показывает. Тот встал, головой кивнул: «Хватит. Пошли». – «Ну, спасибо, мужики! Бывайте». Седой старатель аж плюнул с досады: «За полдня втроём песка чуток. А этот за полчаса самородок! Видно, в детстве говно горстями ел». И крикнул своим: «Всё! Завязывай! Пошли чаёвничать…»

Именно он погнал нас по вечерней Чите в поисках чего-нибудь поесть. Было уже тепло, и те продукты, которые оставались в сетках за окнами на «чёрный день», были безнадёжно испорчены. Мы выбежали из общежития мединститута за несколько минут до закрытия магазинов. Мы – это я и два моих однокурсника, Олег и Сеня. Мы с Олегом примерно одной комплекции, а Сеня и повыше, и покрепче. На троих у нас была трёшка (три рубля) от моей стипендии. Мы носились по Ленинградской от магазина к магазину, и они закрывались буквально перед нашими носами. Не сговариваясь, мы направили свои голодные, молодые, растущие организмы на железнодорожный вокзал, там всегда работало круглосуточное кафе.