– Ага, пока, странный мужик.
Я закрыл дверь, дождался пока звук удаляющегося мотора не утихнет, а потом уже метнул взгляд на письмо.
Конверт был аккуратен, слегка помят местами, но это, скорее всего, из-за доставщика. Я поднёс письмо к свету, силясь разглядеть хоть что-то. Содержание я знал, точнее, предполагал, что там может быть. Подобных писем у меня целая стопка. Они лежат между спамом и счетами, где-то на грани до мусорной корзины.
Хотелось смять конверт и выбросить его, но что-то останавливало. То ли дрожь в руках, то ли сама мысль о том, что нужно прочесть. Не обязательно принимать все те условия, которые там аккуратно напечатаны, достаточно просто ознакомиться, а потом выбросить.
Но я не нашёл в себе смелости. Сам не понял, как оставил конверт в прихожей, а потом ушёл в комнату, где у меня стоял телевизор.
Я редко что-то смотрел, обычно включал на фоне, чтобы не потерять связь со внешним миром, но сегодня хотелось.
Пока телевизор тихо бубнил в углу, я умостился на диване.
Как там сказал парень-доставщик? Странный мужик, ага, это обо мне. Немного за тридцать, одинокий, безработный. Ну или почти безработный.
Мой взгляд зацепился за дверь у дальней стены, она казалась такой невзрачной, будто и нет её вовсе.
Вскоре мне, конечно, нужно будет как-то решить это всё. Я не смогу оплачивать счета на свои прошлые сбережения. Придется открыть конверт… Или поехать в город побольше, где я могу попробовать заработать. Мне тридцать три, а я потерян. Не рано ли терять себя?
А когда самое время для потери?
От глупых мыслей только голова разболелась. Давление общества, собственные предрассудки – это мои главные проблемы. Я сам чего-то боялся, не делал этого и боялся ещё сильнее. А ещё меня страшила неизбежность. Когда бразды контроля не в твоих руках, легко стать антагонистом собственному сознанию.
Голова разболелась сильнее, а глаза сами собой закрылись.
По телевизору говорили как раз что-то о новинках на рынке искусства, а я мысленно ухмыльнулся: ну да, искусство же нынче – это только деньги…
**
Снова проснулся ближе к обеду. Был вынужден приготовить себе поесть. Я относился к тем мужчинам, которые настолько не любят есть полуфабрикаты или фастфуд, что лучше уж научиться готовить.
И я умел. Плохо ли, хорошо – не знаю, но все, кто это ел, не жаловались. Даже несмотря на то, что ел только я.
После импровизированного перекуса, я понял, что мне хочется.
Дверь у дальней стены тянула меня к себе… Она была уже так давно заперта, казалась далёкой от меня.
Открыв дверь, я обомлел. Замер, выдыхая полной грудью аромат красок. Лёгкая затхлость, пыль, которая сейчас так явно просматривалась в ярком солнечном свете, заливающим пространство. Окна тут были большие, на целых две стены, хоть и старые. Рамы деревянные, плохо подкрашенные
Здесь я когда-то рисовал… Так давно, будто в другой жизни.
Я взял в руки кисть со стола, она была чистой, но уже слегка постаревшей, если честно, пахло по-особенному. Так и хотелось использовать её по назначению, но я знал, что это просто пустая трата времени. Марать мольберты…
В дверь постучали.
Наверное, опять какой-то почтальон или сварливый сосед, думалось мне.
Но на пороге стояла вчерашняя девушка. Сегодня она была одета чуть легче: светло-зеленая блузка с объемными воланами на груди. По-прежнему перчатки и закрывающий шею шарф.
– Здравствуйте, – улыбнулся я, нелепо переминаясь, – Воды?
– Добрый день. Нет, спасибо, сэр. Вы заняты?
Я заметил, что её внимательный взгляд устремлен на забытую в моей руке кисть.
– Ох, простите! Проходите, я сейчас, – я быстро пошёл в мастерскую.
Там я нашел место для кисти, ещё раз осмотрел комнату задумчиво шкрябая пальцем по подбородку. Когда я повернулся к выходу, то был вынужден замереть на месте, сдерживая то ли гнев, то ли любопытство.
– Что вы тут делаете, мисс?
Она стояла у стены в моей мастерской и разглядывала картину:
– Очень красиво. Так вы художник, да?
Хотелось сказать что-то грубое, попросить её выметаться, но я, кажется, понял, что разучился общаться с людьми. Пора было это менять. По крайней мере, мне нравился интерес в ее тоне и восторг во взгляде.
– Немного художник, – согласился я.
– Пейзажист, вероятно, – она кивнула на картину, которую изучала.
Осенний клён. Я помню, как вышел на улицу и любовался игрой света на рыжей листве. Это было так ярко, так тепло, что я не удержался от кисти. На полотне остался силуэт этого дерева, раскидистая крона.
Читать дальше