Андрей Томилов - Шёпот времён

Никто не угрожает за перепромысел, не совестит.

Сколько было соболя, столько его и лазит по тайге. Колебания конечно есть, но совсем не значительные.

Если в горах кедровый стланик родит, – соболь в пойму не идёт. А значит, и охотники его ловят меньше. Если в горах голодовка, вот зверёк и бежит в пойму, на черёмуху, рябчика, да мышей.

Там его и берут.

Однажды, ещё до снега, забавный случай произошёл. Я тогда северного оленя караулил. Лось-то позднее идёт, уже по снегу, а сначала олень.

Я скрадок из плитняка смастерил, старую шкуру лосиную на камни бросил, чтобы снизу не прохватывало. Сверху матрас, – из зимовья приволок. Крышу навёл.

День отлежал, не дождался зверей. Закралось у меня подозрение, что они ранним утром переходят.

Назавтра пришёл к скрадку ещё потемну. Тихонько подошёл, по-охотничьи, чтобы камешек не брякнул, не шумнул попусту. Вдруг, думаю, уже стоят, за рекой-то.

Фонарик маломальский был, да батарейки уж подсели. Подошёл к скрадку, светанул фонарём-то, а скрадок занят. Как показалось, я даже сапоги разглядел, на своём полосатом матрасе.

От возмущения, от негодования, от злости, даже в голове помутилось, слова в горле застряли. Но в скорости слова смогли прорваться наружу, и я заорал во всю силу своих лёгких: «Ты ……….!!! Я здесь ………!!! Тебя ……….!!!»

Я и ещё хотел что-то рассказать, но незваный гость так рявкнул, что даже по горам эхо покатилось, так прыгнул, что все камни и жерди улетели далеко в стороны.

В два прыжка медведь оказался в воде и, ухая и плюхаясь, моментально улетел на противоположный берег.

Только теперь, когда всё стихло, я осознал, что сижу на камнях, перед развороченным скрадком. Стал искать фонарик, ружьё подобрал.

Даже по прошествии многих дней я всё вспоминаю, как подкрался к спящему медведю, и даже с собой могу поспорить, что тот был в сапогах.

Привидится же.

Белым бело. Даже в глазах зайчики прыгают. А река бежит себе, даже не шугует ещё. Прозрачная вода, только стылостью отдаёт, и, будто тягучая. Близко уже. Зима близко.

Когда с отцом охотились, заездок городили чуть ниже зимовья. Небольшой заездок, – береговик. Козлы отец сам рубил, крепко ладил, надёжно. Четыре штуки. Устанавливали их на излучине, соединяли жердями. Опорные брёвна ещё и камнями придавливали.

К жердям уже тын городили, – частокол. Один к одному ставили колья, сквозь которые вода будет уходить. В середине оставляли проход, куда мостили корыто.

Именно через это корыто покатной хариус, да ленок, скатываются на зимовку, уходят в низовье реки, в глубоченные ямы. Самые крупные экземпляры катятся последними. Вот их и ловят таким браконьерским способом.

Поймать можно много рыбы. Да, для чего?

Тогда, при той власти, отец договаривался с летунами и те без труда вывозили в деревню три, – пять бочек рыбы. Лётчики одну бочку себе оставляли, за работу.

Теперь вертолёт, – это непозволительная роскошь. Его просто нет. Отряд расформировали, авиабазу по охране лесов закрыли. Даже санитарные рейсы теперь не летают.

Тогда в каждую деревню, что в пойме, два раза в неделю «антошка» прилетал. Теперь все площадки лесом заросли. Деревни брошены, а их только по нашей реке почти десяток. Везде люди. Особенно в период межсезонья, – ни заехать, ни выбраться. Дикая сторона, получается.

Потому и рыбы, я лишь одну бочку засаливаю. А заездок и вовсе не делаю, приловчился спиннингом махать. Нравится.

С противоположного берега, коротко мелькнув черновиной хвоста, плюхнулся в воду соболь. Азартно загребая ледяную воду, он моментально перемахнул центральную струю, без особых усилий вылетел на заснеженный галечник. На мгновение замер, метнув взгляд по сторонам и, не обнаружив опасности, кувыркнулся в снегу, стал кататься, высушивая свою шубку.

Я невольно растянул рожу в улыбке.

Соболёк снова замер, и молнией мелькнул в подлесок.

На мою сторону идёт, значит к удаче.

В хребте разгалделись кедровки. Они пируют от рассвета и до темна, растаскивая кедровые орешки по своим схоронкам. Надеются отыскать их, когда наступят короткие зимние дни. Бескормные, многоснежные дни.

Кедровые орешки, – самый желанный корм для очень многих обитателей тайги. Начиная от мышей-полёвок, бурундуков, белок, кедровок, соболей, и заканчивая медведем и даже всеми оленями, включая и гиганта наших лесов – лося. Всем по нраву этот корм, это лакомство.

Вспомнил, как шли путиком, с отцом, и спугнули медведя. Дело было осенью, ещё до снега. Медведь улетел по склону, уводя за собой старшего кобеля, молодые собаки не бросились в погоню, посматривали на хозяина.