Александр Овчаров - Странные тексты

Художник – деньги в кулак и, как самый молодой, бежит в магазин. Магазин – через дорогу, а по дороге – реки, после ливня, не перейти…

– А-а!!! Хрен с ним! И так уже мокрее-мокрого…

И в брод, по колено, почти как в детстве – босиком по лужам… На обратном пути – в руке бальзам «Казачок». «Казачок» привычно обжигает, согревает, веселит и…

Коварно усыпляет.

Сидит Художник на своём стульчике, уткнувшись лбом в своё дерево и пускает счастливые пузыри…

– Чьи картины?

– Его. – Указывают пальцем ещё «живые» коллеги.

– Ну, тогда давайте. Вот эту и эту… Не будите, пусть выспится…

Выспался…

Открыл глаза…

Спальня…

Его спальня, его квартиры на двенадцатом этаже… За окном – рассвет, а перед окном – девушка, завёрнутая в простыню… Облокотившись о подоконник, стоит уткнувшись лбом в стекло (почти, как он давеча – лбом в дерево), рассматривает алые всполохи зари на небе.

Почувствовала взгляд – обернулась…

– А-а, это – ты…

– Милый! Мне такой сон приснился! О-обалдеть! Слушай! – И весело плюхнулась к нему в тёплую постель…

– Приснилось мне, что я вышла замуж за Бандероса… Не смейся! – Закрывает ему рот ладошкой. – Короче! Слушай!..

Вышла замуж я за Бандероса… Чё ты ржёшь! Я тебе точно говорю. Кра-аса-вчик! Обалдеть! Короче…

Вышла я замуж за Бандероса, дали нам комнату в общежитии. В Лазаревке. Заходим в холл, а там… этот… как его?.. Швейцар! Руки растопырил, падла, орёт: «Куда, с-суки, собралися? Нету местов!» А Бандерос ему баксы – чух-чух-чух так из кармана, как карты в казино, на стол…

Поднялись к себе на этаж, а дверь не открывается… Ключом туда-сюда, никак… пока не сломался… Полезли с Бандеросом к себе через чужой балкон… И залезли в ресторан… Или в кафешку. Сидим – жрём…

Бандерос за обе щёки наворачивает: «Ой, как я люблю всё это русское.» – Прям так и говорит… А сам всё жрёт, жрёт… А официантки, б…..ди, так жопами и вертят перед ним…

Я ему: «Хватит жрать! Ты чё сюда пришёл?» А он, хвать меня за это… спереди… и прямо на столе, в кафешке… Ну, это тебе неинтересно будет…

А потом, мы на пляже с ним очутились… Там же, в Лазаревке… Помню – песок… жарко… И Бандерос в голубых трусах… Чё ты ржёшь, дурачок!.. Я тебе точно говорю – в голубых трусах в полосочку… Прямо посреди пляжа сел… Нет… Сперва трусы снял, потом сел… Из него, так прям и полезло всё это…

Что – это?! Дурак, что-ли! То самое! Я же сзади стою, всё вижу!.. Лезет, вижу, с трудом… Мама родная! Он, бедный, тужится, мучается и орёт благим матом… Орёт… Это… Щас-с… Вспомню… Орёт: «О, боже! За что мне всё это?! За что я в России родился?!»

Вот такой, блин-н, сон приснился… Представляешь?! Чё ты ржёшь, чучело! Я тебе серьёзные вещи рассказываю!

Парадокс…

Полтора десятка лет Поселением «рулили» «варяги», и с каждым из них художники находили общий язык, вернее – точки соприкосновения. Расставили свои стенды с картинами вдоль Гостиного Двора, по тротуару, от перекрёстка улиц имени Красных Революционеров, у известного в Поселении ещё с Красных времён ресторана, и до самой…

И всем было хорошо, никто никому не мешал. От Высоких, Раскидистых Деревьев всем было достаточно и тени, и прохлады, и места под Солнцем…

Да на беду художникам, послал Бог Поселянам МЭРина из аборигенов. Поселяне, возможно, и довольны…

Ну а художники «вылетели» из центра Поселения, как пробки из бутылки с газированным пойлом – первым же декретом…

– Нечего тут глаза мозолить! Отираться у всех на виду, вид центральной улице своими мордами портить! Мусора после вас – не разгребстись, да и дохода от вас казне никакого! Отваливайте на … от моего ресторана! Чтоб Я больше здесь никого не видел на …!!!

Это, если кто не понял, небольшая выдержка из речи МЭРина, которую тот держал перед ошалевшими художниками.

Разбрелись художники со своими картинами по всему Гостиному Двору в поисках своего места. Но не было им места…

Нигде…

– Здесь нельзя – загораживаете…

– И здесь тоже нельзя – не положено…

– А здесь, так во-още – только за деньги и то не всем!..

Втиснули их-таки, всем скопом, в дальний угол парка имени первого Красного писателя…

Стойте…

Пока что…

Вот здесь-то и почувствовал Художник первые признаки болезни. Самочувствие его пошатнулось, впрочем до агонии было ещё далеко…

Настоящая Агония началась в тот год, когда рухнул… Что-то там рухнуло… У многих… Не у всех…

Россиянам, впрочем, к разрухе не привыкать, но в тот раз обернулось всё по серьёзному…