Наташа Филатова - Фуга для Сони

Повторяя эти слова как мантру, девочка побрела по большому холму, огромно возвышавшемуся среди бескрайнего поля для гольфа. Холм был мило волосатый, ровно подстриженный, травка молодцевато искрилась на нем долгую вечность. Мать-природа развлекалась, меняя цветочный покров каждые три месяца, иногда вспоминая про зиму. Тогда сочные травы могли в один день покрыться толстым слоем снега и так простоять месяц или три, а после раздеться, потеряв всего лишь пару листов за время вынужденного сна. Сейчас стоял знойный август одна тысяча девятьсот семьдесят второго года: месяц только начался, щедрые лучи солнышка уже подкрасили дикие ягоды, налили цветом лепестки и листья. Все – как везде.

Ее звали София, и ей было девять. Неделю назад она вместе со своими родителями из крупного сибирского города переехала в маленькую Коломну по состоянию здоровья Сони и экономической целесообразности семьи. Городок был очень милым и солнечным, украшенным белой церковью и кремлем, множеством старинных домов и мостовыми, утыканными камнями так прочно, что по ним спокойно могли бы ездить тяжелые гужевые повозки с лошадьми, если бы в этом была необходимость. Вечно веселые – обещающее ласковую голубизну небо и почти ежедневное солнышко – будили девочку каждое утро, согревая свежеотремонтированную специально для новенькой жилички детскую, развеивая сомнения насчет переезда. София радостно знакомилась с городом, таким необычно провинциальным по сравнению с прежним, населенным миллионом человек, недавно покинутым ее семьей. Слегка удручала школа, в которой ей предстояло учиться – трехэтажная, серо-кирпичная, с темными, угрожающе безжизненными окнами, недоброжелательно следящими за Соней, пробегающей мимо в магазин за хлебом. Она поделилась своими подозрениями с родителями, но те успокоили ее – все школы так выглядят. Но София помнила прошлую: веселую, украшенную разноцветными панелями, с качелями в школьном дворе. Там было хорошо, и София скучала по оставленным друзьям.

Переезд был интересен приключениями и маленькими скандальчиками, увивающимися вокруг этого события. Сначала местная девочка Лиза (судьба которой сложится весьма печально: через пятнадцать лет она умрет от цирроза печени, поразившего ее вследствие неизлечимого детского алкоголизма), живущая этажом выше, сообщила, что дом эксклюзивный. А необыкновенность его заключалась в том, что он падал. Да-да, почти достроенный дом вдруг уронил верхний этаж, и его пришлось перестраивать заново. Через несколько дней уставшая, пришедшая с собеседования мама сообщила, что дом действительно перестраивался, потому что верхние этажи были совсем плохо сделаны. И что якобы есть история с похищенными средствами застройщиков, ну, это уж как водится. Папа хохотал над этими историями, но, в общем-то, было не очень смешно, потому что, если присмотреться внимательно, геометрия их квартиры оставалась своеобразным приветом из будущего – ни одна линия потолка не была параллельна или перпендикулярна другим линиям потолка или пола. Местоположение люстр тоже вызывало недоумение. Располагались они не в центре потолков, а где-то сбоку. Полы скрипели нещадно и, как скоро выяснилось, пропускали все звуки, вплоть до кашля соседей, впрочем, как и стены. Софии нравилось бегать по полу и выжимать из него звуки. Они были разными: тонкими, грубыми. Иногда ей удавалось сыграть на них простенькую мелодию, это страшно забавляло ее. Что и говорить, не квартира, а подарок. Не подкачал и вид из окна: вдалеке располагалось маленькое уютное кладбище, и Соня уже представляла себе, как будет рассказывать страшные небылицы одноклассникам. Так в хлопотах и веселье прошел август и наступило первое сентября.

Разбудило пионерское радио, на протяжении следующих десяти лет оно будет петь девочке пионерскую зорьку, выполняя работу будильника каждое утро. Соня встала, оделась. Новая коричневая форма кололась и раздражала теснотой и грубостью текстуры, радовали только воротничок и фартук. Сшитые из белейшего нейлона, с кружевной отделкой по краям, они были просто расчудесны. София полюбовалась собой в зеркале, заплела косу, немало помучившись, вплела новую плиссированную ленту цвета томленого молока. На кухне ждал завтрак – печенье «Юбилейное» со сливочным маслом и кружка с чаем, приготовленные мамой и заботливо накрытые веселым полотенцем.

Проглотив печенья, Соня выглянула в окно. И как будто бы сделала это впервые. Ей стало не по себе: тучи нависали над кладбищем грязными лохмотьями, подчеркивая серьезность и смертельно неотвратимую пустоту погоста, дворовый пейзаж из веселого и ненатужного превратился в бедный и грязный, в один момент скинув беззаботный летний налет шутливости. Сараи около дома, еще вчера покрытые веселыми пучками диких цветов, сегодня зияли тоской и убогостью ненужности спрятанного в них жалкого скарба и хлама, копящегося годами. Город и двор уже не казались забавными, а, наоборот, – зловещими. Будь солнце в этот день, все выглядело бы иначе, не так пасмурно и тоскливо. Соня повернулась к окну спиной и увидела крашенные бурой краской стены кухни, в первый раз почувствовав невыветривавшийся запах. Ей стало жутко.