Марина Бояркина - Наш маленький северный восток

Проректор привычно хвалил и распекал всех и по отдельности, кому-то грозил за что-то и говорил «спасибо» за то, что в такое время – 10 килограммов колбасы на одну месячную зарплату – профессора с кандидатами, не требуя отдельной платы, откачивали воду из затопленных аудиторий.

Позади рядов с мужиками перед проходом сидели две женщины с измученными лицами и стенографировали. Костюмы у них были неяркие и безупречно отглажены, блузки белые, волосы крашеные.

Вдруг со стороны президиума, откуда, кроме ректора, никто не заходит, в дверь скользнула легкая фигурка в джинсах. Порядок нарушился. Мужики загудели. Проректор отпил из стакана. Женщина сзади приподнялась и замахала появившейся некстати особе (а это была та самая, непонятная с «архитектуры»), жестами приказывая покинуть зал. Колбасину стало как-то неловко, что в свое время не проучил такую, и вот она уже смеет мешать общему порядку! Мужчины почему-то засмеялись, нарушительница легко прошла по центральному проходу и села рядом с женщинами. Попробовала переговорить с жестикулировавшей (та, как воды в рот набрала), посидела минуту-другую и вышла.

У Колбасина возникло подозрение о наличии диктофонов в ее карманах или чего похуже… Тем временем из президиума встал проректор-хозяйственник Набиуллин и, ковыряя какие-то бумаги, подмигивая – юбилей впереди – заговорщически сообщил, что институт на днях нашел резервы и выделит по бутылке на брата и продукты для банкета. Но все – строго по спискам в деканатах. Потом Набиуллин смутился, нахлобучил часть своих волос на лысину и зачитал список.

Деньги были большие, и делили их долго. У Колбасина сильно першило в горле, заведующий рядом в кресле спал, он, как мог, через тело Васина шипел декану о необходимых дотациях на непредвиденные расходы, но тот отмахнулся и громко напирал на человека с «архитектуры»: когда, мол, дадите стенд?

У него был приятель с кафедры архитектуры. Его, доцента Лелюшева, своего одногодка, Колбасин знал как человека колеблющегося, но вполне испытанного и свойского. Впрочем, что он там окопался, что серьезному мужику делать на такой кафедре?! Позже, после того как собрание распалось в пахучие колыхания из взопревших, отсидевших чресла, тел, он хотел спросить Лелюшева об этой новенькой, но как-то постеснялся.

В длинном ректорском коридоре он чуть не налетел на «эту», которая беседовала уже со вторым после ректора человеком, и тот улыбался, норовя придержать ее под локоть. Хорошо, что не спросил, подумал Колбасин и побежал готовить доклад для нахалки.

Университет представляет собой целый район зданий сталинской закваски с постклассической приверженностью к пышным формам деталей на главных фасадах, но нехватка финансов ощущается во дворах – там сплошь и рядом пристройки типа «сарай», завалы складированных вещей. Грязь в старых закоулках кажется роднее, там больше толкутся студенты, улизнувшие с пары, там курят и «решают вопросы» старожилы и рабочие.

На кафедре делили масло. Слава труду, Набиуллин не погнушался в список продуктов внести и этот дефицит.

Ассистент Кузькин обернулся на скрип двери, в которую ворвался Колбасин, махнул рукой: «Масло будете?» Колбасин не ответил, поморщился, уселся за стол и затих.

Вспотевший Кузькин резал тесаком масло, боясь споткнуться о большие лабораторные весы, изгибаясь, попеременно доставал до телефонного аппарата, наяривал его диск, грозил кому-то: «в противном случае вам не достанется…», разворачивался и писал отметки в списки, отирал пот тыльной стороной ладони и приступал к пергаментным сверткам на тумбочке.

В перерывах он перечислил Колбасину список номенклатурных продуктов. Колбасину же было некогда, он не поднимал головы. Тогда Кузькин завернул пакет с маслом, банку консервов и кусок колбасы, надписал бумажный ценник и тихонько положил сбоку. «Ммм…» – согласился тот и передернул следующую страницу.

Часа через два, перечитывая текст, он уронил взгляд на потекшее масло и, ожесточившись, пырнул пером колбасу.

Вздохнув, понес работу к начальнику.

…На следующий день, отпечатывая слепым методом на машинке (свет отключили) исчерканный заведующим текст в полуподвальном помещении лабораторного корпуса, – только там оставалась пригодная к делу механическая печатная машинка – Колбасин услышал стук и звон в коридоре. Чертыхание, стон, поминание каких-то Ильфа и Петрова, крики про «скелет дикого млекопитающего».