Летом дети отстаивали свое право на лень, и Вера от скуки стала писать стихи, ведь, когда рифмуются строчки, время словно ложится в штиль.
Во мне живет странная женщина.
Ее приняла и люблю.
На редкость она беспечная,
Как бабочка на ветру,
Танцует свой танец под музыку,
Неслышную, увы, никому.
Она еще очень ранимая,
От ран ее ночи не сплю.
В наивности необъяснимая,
Как роза на белом снегу,
Лежит, никому не нужная,
И дарит свою красоту.
Мне нравится эта женщина,
Живущая во мне,
И манит ее голубая вселенная,
Но твердо стоит на земле.
Ее исполняю решения,
Не зная, что будет в конце.
С годами она не меняется
И зеркало ей ни к чему.
Как в юности, верит, влюбляется,
Забыв про обман и нужду,
Бесплотной надеждой утешится,
А я уже так не могу.
Так случилось, или от любопытства, или от желания иметь в доме мужчину, или от желания перемен, так или иначе, но Вера решилась на авантюру. И вот она стоит на перроне и ждет поезд, идущий во Фландегем.
Когда-то вокзал в Мерелбеке подвергся бомбовой атаке с воздуха и был разрушен до основания, но в тот летний день ничего не говорило о войне и разрушениях, словно вечный мир воцарился на всей планете Земля.
Это вокзальное умиротворение убеждало Веру в том, что и ее жизнь стала слишком упорядоченной и срочно нуждалась в душевной встряске, ибо для человека хуже пареной репы безропотное существование в череде безликих дней.
Надо сказать, что, когда решение принято и все зависит от прихода поезда, человеку хорошо думается о чем-то абсолютно абстрактном, абсолютно далеком от реальной жизни, и ей пришло в голову, что философское понимание сущности времени не позволяет человеку более или менее ценить свое время, как он его ценит в каждый настоящий момент. Мудрецам, должно быть, самим наскучила тщетность попыток обуздать время и посадить его на цепь, чтобы потом использовать по назначению, а хорошо бы, прежде чем менять свою жизнь, знать, во что это выльется в будущем.
Вера ожидала прихода поезда, идущего во Фландегем, наслаждаясь неизвестностью грядущих событий, которые сулил ей этот теплый августовский день. Поезд пришел по расписанию.
Арсеен встречал Веру улыбкой и с букетом цветов, подобранных вслепую. Мужчина напоминал Вере состарившуюся копию казака Григория из «Тихого Дона», но больше всего ей понравился его дом с садом.
В честь гостьи хозяин дома открыл бутылку шампанского и была раскрыта коробка лучшего бельгийского шоколада. Потом Вера долго и с интересом рассматривала фотографии в семейном альбоме Арсеена, но в нем не было фотографий из его детства и юности. Этот альбом был посвящен не столько Арсеену, сколько строительству и реставрации дома, где главным фигурантом был сам его владелец.
На прощание захмелевшая от бокала шампанского Вера полежала на двуспальной кровати хозяина дома, как Машенька в сказке о трех медведях, приняв объятия Арсеена за истинное проявление любви, что было ей вполне достаточно, чтобы почувствовать себя желанной и любимой, хоть на короткое время, и тем же вечером в хорошем расположении духа она отправилась домой.
После свистка контролера Арсеен помог Вере подняться в тамбур вагона и в последний момент расставания всучил ей в руку какую-то смятую бумажку. Пока Вера размышляла о том, что представляет собой эта смятая бумажка, поезд уже мчался далеко от Фландегема, а она все смотрела на купюру в 50 евро и бледнела от унижения, за визит к одинокому мужчине ей заплатили сполна, но, подъезжая к дому, все встало на свои места, судьба давала ей шанс рассчитаться.
По приезде в Мерелбеке Вера забежала к Даше и торжественно вручила бумажку, полученную от Арсеена, а потом за чаем с беляшами красочно рассказала о своей поездке во Фландегем. Подруга искренне радовалась за нее, прекрасно понимая, что вступить в долгие отношения с бельгийцем Вере не светит ни с какой стороны, уж слишком правильной была ее манера жить, и на свою внешность она не обращала никакого внимания.
В конце августа Веру навестил брат Саша с племенниками. Встреча была радостной, но недолгой. Рассказывать родственникам печальные подробности прожитых за границей лет совсем не хотелось, пусть ее гости остаются в неведенье, каково за границей русским сводить концы с концами. Вера отправила племянницу Марину в Париж на двухдневную экскурсию, а с Юрой и сыном съездила на морское побережье. Довольный впечатлениями возмужавший племянник подбивал Витю покричать на пляже, что они русские, что русские не сдаются, но Вера его остановила:
Читать дальше