Анна Гирчева - Куда я смотрю во время грозы

Я сплю все меньше и меньше. Жизнь превращается в игровой автомат, где картинка меняется редко, а бонусами становятся деньги, сигареты и алкоголь.

Иногда мне кажется, что все, что я делаю, – это откуда-то возвращаюсь и чего-то жду. Это становится невыносимым. Но что именно поменять, я не знаю.

И продолжаю куда-то ходить, возвращаться и ждать. Так я живу несколько месяцев.

Наступает лето. И я делаю последний рывок.

Что-то должно измениться.

Я принимаю решение поехать на море автостопом.

Я чувствую, что это даст новую силу для жизни. Новый импульс.

Наши рюкзаки готовы, и мы отправляемся.

Дорога сопряжена с диким чувством волнения, страха и обрушившейся свободы. Я ловлю каждый миг, хотя время от времени панические атаки все же застигают меня врасплох.

Я помню, как глубокой ночью, когда мы наконец добираемся до пляжа, не снимая одежды, вбегаю в море. Я пытаюсь ловить его руками, губами и сердцем. Я кричу ему о том, как я скучала, и плачу навзрыд. Потом мы бросаем одеяло под мостом и засыпаем. И это мой самый крепкий сон. Сон в любви.

Мы проводим под Сочи около недели. Знакомимся с новыми людьми, едим. Я что-то рисую. Напряжение все еще рядом со мной, но внутри начинает шевелиться вера в лучшее.

Море – для меня – как отдельное Существо. Я прикасаюсь к нему, разговариваю с ним, когда остаюсь одна. Для меня, как в синтоизме, становится живым всё: камни, ветви, солнце, пена.

Ночью я выхожу из палатки от тревоги и смотрю вдаль, на огни. Иногда мне кажется, что среди них начинает светиться еще один: маленький огонек моего желания быть живой. Но я смутно понимаю как. И это одновременно огорчает и пугает меня. Хорошо, что помогает южное вино и записи в блокнот.

После возвращения я медленно вхожу в город с его сухостью и резкостью. Я пишу очерк о поездке на море, распечатываю на принтере и раздаю знакомым. То и дело получая добрые отклики, я будто снова чувствую себя. Это придает силы, и я возвращаюсь к учёбе с жестким намерением побить недуг.

Осенью я делаю последнюю попытку вырваться из наших отношений.

Она проваливается, и я переезжаю к тебе.

Мы проживем вместе еще два года, прежде чем я уйду с одной вилкой и стопкой книг.

Мы на одной из центральных улиц города, в большой двухкомнатной квартире с широкой кухней и пустоватым коридором, двумя балконами. Наш дом оставлен твоими родителями. Они приезжают один раз в месяц на несколько дней, покупают еду, рассказывают, как нужно жить, и кладут тебе деньги на тумбочку.

Здесь пишутся сценарии, выкуриваются пачки синего «Винстона», придумываются идеи для вечеринок, проводятся эти самые вечеринки и рекой льется алкоголь.

Мне кажется, что я изредка бываю счастлива.

Когда я пою. Когда я танцую. Когда я пью. Или играю в преферанс.

Я также могу утверждать, что испытываю счастье, когда рисую по ночам декорации для «Студенческих вёсен». Возвращаюсь под утро по пустым улицам, на которых нет даже собак.

Особое чувство ко мне приходит, когда однажды я делаю фотографии. И совсем острое-нежное, когда прикасаюсь к съемке фильма.

Там что-то завораживающее. Я и боюсь, и тянусь в это. Пишу сценарий, ищу режиссера. И мы даже снимаем что-то трогательное. Возможно, это лучший момент из всех пяти лет университета.

Пожалуй, так и есть.

Давать чувствам возможность быть воплощенными во что-то материальное, оказывается, непросто. Проживать в реальности через любое сносное выражение этот бесконечный поток, именуемый «боль». Что еще мне остается?..

Мне все сложнее засыпать ночью, когда мы вдвоем. Я могу уснуть, только если пьяна. Если в квартире много людей. Лучше и то, и другое. Слава Богу, у нас так часто.

Ты говоришь мне, что тебе отвратительно жить в сигаретном дыму и есть из пластиковых тарелок, все время кого-то выпроваживать и встречать гостей, имена которых ты не стремишься запомнить.

Ты смотришь на всё по-взрослому, пытаясь заставить меня обедать вместе за столом, как положено. Смотреть друг другу в глаза и разговаривать. Я говорю, что это невыносимо для меня. И мы начинаем расщепляться.

У меня было все: удобный дом, интересный мужчина, перспективная работа, верные друзья.

У меня не было ничего: уютного дома, любимого человека, выражения себя, близких людей.

Я ненавидела всё. Презирала еще. Но ненавидела больше всего. Мне хотелось выть, орать и кусаться. Я, как загнанная собака, все время бежала по кругу. Мне хотелось стучать в стены, бить окна и бросаться на женщин в правильных юбках чуть ниже колен и на мужчин в рубашках и пиджаках. Хотелось вцепиться в горло каждому, кто этим тоном, предающим живую человеческую природу, объявляет мне о том, кто такой настоящий филолог. Настоящий ученый. Настоящий человек.