Василий Тихоновец - Тайна дикого гуся

Несмотря на существенный недостаток, отец оказался всё-таки очень «ценным кадром», и с директором Петровым у них сложились замечательные отношения. Отец пропадал на работе сутками, потому что свободную Каму планировали перекрыть гигантской плотиной.

Местных крестьян не смутила необходимость срочного переселения со дна будущего моря: «нищему собраться – только подпоясаться», но наиболее практические мужики глубоко сомневались, что широченную реку вообще можно запрудить. Плотины деревенских прудов, как известно, строятся с использованием глины, песка и навоза. Причем навоз в строительстве – самый главный материал. А для камской плотины, по смелым прикидкам опытных деревенских прудостроителей «надыть столь коровьего и конского назьма, что во всей округе не хватит ни коров, ни коней».

По указанию руководства мужики безропотно раскатали по брёвнышкам справные дома, перевезли их поближе к великой стройке и снова сложили в срубы. Гнилушки дедовские бросили и могилки старые беспокоить не стали. Зачем их тревожить лишний раз? Старая история притаилась под водой, в глубинах искусственного моря.

Каму перекрывали осенью. Народу собралось великое множество. Но это удивительное зрелище мне не удалось толком рассмотреть, потому что сильно хотелось писать, а справить малую нужду на глазах у всех было невозможно. Оставалось понемножку, мелкими порциями, писать в новые школьные брючки мышиного цвета, чувствуя и позорную сырость в неподходящем и заметном месте, и счастливое облегчение, в сравнении с которым обуздание огромной реки казалось событием совсем незначительным. Я пропустил самое интересное: тот момент, когда Кама остановилась….

Через день или два после перекрытия, отец взял меня на похороны. У одного из рабочих гидростанции погибла жена-регулировщица. Она спрыгнула с подножки одного самосвала прямо под колёса другого. Отец говорил какие-то грустные и торжественные слова о трудовом героизме. Мёртвая женщина с раздавленной грудью лежала в гробу. Губы её запеклись, а лицо выражало полное равнодушие и к этим словам, и к страшной песне, что все мы «как один умрём в борьбе за это», и к гигантской стройке, и ко всей нашей огромной и счастливой стране….

Наш первый дом запомнился приблизительно и смутно. Вместе с блестящей кастрюлей, синим чайником и чёрным паровозом в памяти нашлось место для огромной голубятни, которую отец начертил на бумаге-миллиметровке и построил около дровяника. Потом оказалось, что поднять её на самую верхотуру сарая можно только с помощью башенного крана, а для этого нужно сносить заборы, рушить грядки и прокладывать рельсы. И голубятня осталась стоять на земле, а голубей мы так и не завели. Но зато у нас появилась большая собака, которую отец забрал у соседей. Конечно, стоило прихватить и никому не нужного Витьку – соседского сына. Но родители почему-то не стали этого делать.

***

На месте этого дома и всех соседских щитовых хибар сначала вырыли огромный котлован. Тонкий слой плодородной земли был грубо содран пучеглазым бульдозером и перемешан с жирной глиной, жёлтым снегом и окаменелым песком. Другие машины, урча от жадности, выхватывали и утаскивали куда-то огромные куски земного тела. Рана сочилась кровью подземных источников, но мороз зажимал эти порванные сосуды, и не давал ей затянуться. Безобразная дыра в земле покрылась ледяной коростой. В жидкой грязи, на еще тёплом дне рваной раны, очевидно из яиц, отложенных жирными машинами, завелись червяки. Эти бесполые существа в грязных фуфайках и сапогах ковырялись во внутренностях собственных железных мамаш, грелись у костров и курили, возбужденно переругиваясь. Но мучения земли на этом не окончились. На дне раны установили специальную пыточную машину, вбивающую в землю толстые и длинные иглы бетонных свай, чтобы она умерла окончательно и не вздумала шевелиться. Торчащие из земли концы свай спрятали в бетонную пломбу, а поверх неё целый год возводили серую коронку девятиэтажного дома. На старой щербатой улице Советской, среди гниющих деревянных домов, появился каменный коренной зуб. Но это случилось через много лет после перекрытия Камы.

Ко всеобщему удивлению, запруда на огромной реке удалась на славу, и дело обошлось без сдачи навоза государству. В окрестностях плотины в палатках, землянках, времянках и бараках завелось столько людей с детьми и стариками, что пришлось строить посёлок гидростроителей, названный Свиридовском в честь великого русского композитора. Долгое время в Свиридовск приходилось добираться по бездорожью, в него прилетали по воздуху и приплывали по реке. Но потом упорные люди построили железнодорожную ветку, а глубокие шрамы грунтовых дорог залечили бетоном и асфальтом. Весёлые рабочие поставили ажурные металлические опоры, похожие на лопоухих детей безголовой парижской башни, и натянули между ними толстые провода, чтобы по широченным просекам электричество могло перетекать в другие города, не цепляясь за сучки жизнерадостных сосен и мохнатые лапы насупившихся елей. Так Свиридовск окончательно присоединился к государству и стал его частью.