Михаил Баженов - Happy hour

Однако в процессе борьбы с неизвестной конструкцией застёжки её лифчика мне было не до философствований, и я, каюсь, так и не объяснил ей, что красота китайских стихов – совсем не в звучании, и даже не столько в их глубинном смысле, сколько в выразительности начертания. Китайцы воспринимают и любят поэзию исключительно глазами (что, впрочем, не так уж и удивительно, приняв во внимание крайнюю неблагозвучность их языка).

Величайшие поэты Восточной Азии слыли прежде всего мастерами каллиграфии. Искусство красивого письма там всегда было по меньшей мере равноценно лучшим произведениям живописи. Существует огромное множество музеев, скучнейших с точки зрения европейца, где все стены увешаны бумажными и шёлковыми свитками, испещрёнными письменами различных размеров, стилей и периодов. Загипнотизированные азиаты бродят между ними в немом благоговейном почтении, порой надолго застывая перед одним-единственным, небрежно намалёванным знаком. 15 15 Неимоверная любовь китайцев к Мао Цзэдуну объясняется помимо прочего ещё и тем, что он был отменным каллиграфом, а это, в глазах китайцев – неоспоримый, божественный признак избранности. Кстати, заглавие центральной газеты Китая «Жэньминь Жибао» – творение его руки:

Не могу похвастать исчерпывающе глубоким проникновением в тайники китайской души, но ценить красоту и дух изящно или смело начертанного иероглифа я всё же постепенно выучился.

Мои многочасовые упражнения с кистью и тушью одно время даже вселили в меня дерзкую надежду стать одним из избранных, умеющих облечь в графическую форму не только смысл, но и мистическую ауру, веками окутывающую древние пиктограммы, тем более, что все мои китайские друзья, вежливо склоняя головы, в один голос уверяли, будто моя писанина – чуть ли не вершина каллиграфического мастерства.

Однако когда с огромным трудом (после совместного поглощения невероятного количества «пидзю» 16 16 «пидзю» – пиво (кит.) ) мне всё же удалось добиться от одного из них искреннего мнения, я с несколько уязвлённым самолюбием выяснил, что «написано очень красиво, ну замечательно красиво!… вот только чересчур уж старательно, словно ребёнком… или иностранцем». Увы, всех нюансов вдохновенного полёта китайской кисти белому человеку, видимо, не постичь никогда…

Чтобы поскорее разобраться с загадкой имени Яо Лин Яо я залпом опорожнил остающиеся полкружки. Не успела кружка опуститься на стол, как она уже стояла передо мной на коленях с новой банкой.

– Какой из этих «яо» твой? – спросил я, показывая на покрытую иероглифами салфетку.

Она аккуратно налила пиво, поклонилась и встала. – Извините, но нам нельзя разговаривать с посетителями на личные темы. «Яо Лин Яо» – это мой номер, – пряча улыбку, всё же добавила она, указав на свою левую «синичку», где блеснул незамеченный мною жетон с цифрами «101». 17 17 «яо лин яо» – 101 (кит.)

Мне внезапно стало смешно: какой же я болван! Битые полчаса подбирал фамильные иероглифы с тайным смыслом, не сообразив, что это всего-навсего порядковый номер 101!

Продолжая посмеиваться, я взял салфетку и написал на ней: «Яо Лин Яо – пиао лиан де хао», что означало: «номер 101 – очень красивая». Или «красивый»? В любом случае полная ахинея!

Она, тем не менее, краем глаза с любопытством следила за моими манипуляциями. Когда я отодвинул в сторону исписанную салфетку и взялся за кружку, она незаметным движением убрала салфетку со стола. Я расстроенно вытянул губы: вот она, судьба произведений искусства! Вспомнился почему-то Высоцкий: «я писал ей стихи на снегу, на снегу – к сожалению тают снега…».

Интересно, а что выйдет если выразить это по-китайски, пришло мне в голову после знатного глотка. Поставив кружку, я потянулся было за другой салфеткой, но тут заметил прямо перед собой блокнот с лежащей на нём хорошей перьевой авторучкой. Я с удивлением взглянул на неё – какая сообразительная девочка! Она с невозмутимым выражением лица стояла за спинкой моего дивана, сложив руки за спиной.

Я задумчиво взял ручку. Так, так…! «Я написал на снегу прекрасные иероглифы, но снег, к сожалению, растаял…» – Высоцкий на китайском выглядел странновато, но весьма выразительно. Не хуже Ли Бо или даже Ду Фу. 18 18 ещё один «китайский Пушкин» (поэт 8-го века н.э., эпоха Тан)

Мне было заметно, что через моё плечо она внимательно разглядывает написанное. Что-ж, если нельзя разговаривать – можно общаться письменно: так даже экстравагантнее. По правде говоря, я нечасто сталкивался в Китае с подобными строгостями, однако подумав рассудил, что в этом баре они действительно уместны: каково-то им болтать с подвыпившими клиентами на личные темы, стоя при этом на коленях!