Михаил Баженов - Happy hour

– Милая Сяо Юнь, – вкрадчиво произнёс я, нахально заглядывая ей снизу прямо в глаза, – Неужели ты так и не прольёшь ни капли?

Ни тени не пробежало по её лицу. Ледяное пиво продолжало сползать в стакан, она всё так же отрешённо смотрела на горлышко бутылки. На мгновение я почувствовал себя полным идиотом, однако просто взять и убрать руку было теперь уже и вовсе нелепо.

За столом все оторопели, а я, совершенно сбитый с толку её невозмутимой реакцией, в безудержном хулиганском кураже продолжал медленно поднимать пальцы вдоль шёлковистого бедра, отчаянно ожидая удара бутылкой по голове…

Пиво с шипением поползло на скатерть, и в этот момент мою ладонь будто ошпарило всплеском вскипевшей лавы. По-змеиному гибко отшатнувшись, она окинула меня бесстрастным как и прежде взором, и только вспыхнувшие искры в расширенных зрачках придали её облику на какой-то миг нечто пронзительно самурайское. Секунду она стояла неподвижно, потом подняла поднос и горделиво пошла по проходу…

За те последние два дня, что мы оставались в гостинице, она больше ни разу не приблизилась к нашему столику, и всякий раз когда я с физиономией раскаявшегося негодяя направлялся в её сторону, незаметно исчезала за колоннами огромного ресторана.

…После второго «Гиннеса» моё настроение заметно улучшилось. Даже японцы стали казаться вполне симпатичными ребятами. Во всяком случае, их веселье уже не выглядело таким уж кретинским.

«Ну и куда ты сейчас пойдёшь?» – спросил я себя, – «Тут по крайней мере не очень скучно». Я обернулся к стоящей за спиной официантке. – Ещё одну? – с готовностью спросила она. Лицемерно вздохнув, я кивнул.

Через несколько секунд она снова стояла передо мной на коленях, старательно наполняя кружку.

– Как тебя зовут? – чрезвычайно вежливо поинтересовался я. 11 11 «Нин гуйсин дамин?» – Каковы твоё драгоценное имя и почтенная фамилия? (кит.)

– Яо Лин Яо, – тихо, но мелодично ответила она, поднявшись, и снова встала на своё обычное место.

«Яо Лин Яо – лян де пиао» 12 12 «лян де пиао» – очень красивая (инверсия) – моментально пришло мне в голову простенькое двустишие. В написанном виде это должно выглядеть довольно изящно. Интересно, а из каких иероглифов она состоит?

Достав шариковую ручку, я написал на салфетке все восемь вспомнившихся мне «яо». Так: «ранняя смерть» явно не годится, «дьявол, демон, монстр» – тем более, «кусать, рвать» – тоже, вроде, не совсем… Ага! Вот «стих, баллада» куда лучше, а это и совсем классно – «мягкая благодарность»… А какой «лин» сюда подойдёт лучше всего?

Я даже забыл о пиве, увлёкшись головоломной игрой в иероглифы, ставшей когда-то одним из любимых моих занятий. По моему глубокому убеждению, иероглифы – это письменность будущего: в них заложена не только невероятная смысловая ёмкость, но и внешняя поэтическая красота – они способны придавать написанным фразам и стихам особую, трёхмерную глубину.

Меня весьма забавляло одно время модное среди эстетствующих особ увлечение «восточной поэзией». Как-то ещё в далёкие курсантские годы на одной из вечеринок московской золотой молодёжи в предолимпийской Москве студентка журфака МГУ, закатывая глаза и небрежно теребя пальцами мой бритый затылок, упоённо цитировала мне прочитанного ею где-то Ли Бо 13 13 Ли Бо – величайший китайский поэт эпохи Тан, символизирующей золотой век поэзии Китая. Многие литературоведы называют его «китайским Пушкиным». Поэт утонул в нетрезвом виде, пытаясь извлечь из реки отражение луны. (Любопытно его пророческое стихотворение «Пьянствуя наедине с луной») , китайского поэта 8-го века, почему-то называя его «ши» японским словом «хайку»:

Вдруг северный снег, прилетевший из облачной мглы,

преследуя ветер, унёсся за берег морской…

Окончилась белая песня – я снова одна в тишине. 14 14 перевод Ахматовой или Гитовича из цикла (кажется) «Песни осеннего берега» (а может «Путешествие при северном ветре»? )

– Чувствуешь, какой ритм в этом «хайку»? – с низкими придыханиями спрашивала меня будущая журналистка-международница, когда мы, куря на двоих одну болгарскую «Стюардессу», сидели на перилах балкона «сталинского» дома где-то на Большой Дорогомиловской. Из комнаты доносился ритмичный перезвон «Арабесок» и дикие визги танцующих. – А ты можешь произнести, как это звучит по-китайски?

Так как Ли Бо мы на 2-м курсе ещё не проходили, я, не задумываясь, бодро продекламировал ей какой-то рифмованный лозунг из цитатника Мао Цзэдуна. Она ещё самозабвеннее закатила глаза: – Бля, да это прямо Ахматова! Ты ваще чувствуешь, какая тут офигеннейшая глубина образа?!