Ирина Некипелова - Четвёртое измерение

Аристипп встал, оглянулся. На лестнице входной группы около самой двери подъезда лежало бездыханное тело неухоженного мужчины – по всей видимости, местного дворника. Аристипп равнодушно оглядел тело, поморщился – от мужчины дурно пахло вчерашним алкоголем – и отвернулся, словно чего ожидая. И не зря: ожидания его оправдались.

Пространство вокруг него вдруг начало пульсировать и мигать, как плохо поступающий сигнал, а потом и вовсе пропало. Вместе с ним пропало и материальное ощущение бытия – тело Аристиппа стало прозрачным, хотя формы своей не потеряло. Произошедшие метаморфозы, однако, умершего, а именно таким – Аристипп это понял только сейчас – он являлся, нисколько не удивляли, как будто всё так и должно было быть.

Место, где оказался ещё недавно живой дворник, было никаким. То есть совсем без каких-либо признаков: здесь не было ни предметов, ни какого-либо движения, не чувствовалось ни запахов, ни тепла, ни холода, не виделось ни чёрного, ни белого, никакого… И если бы сейчас Аристиппа попросили описать место, где он находится, он решительно не смог бы этого сделать.

Аристипп был один. По крайней мере, ему так казалось. Но так продолжалось недолго. Постепенно пустота вокруг стала наполняться светом, и, пока не стало совсем светло, Аристиппу шаг за шагом вспомнилась вся его жизнь с момента рождения и до момента смерти. Наконец, ему даже удалось соотнести обрюзгшее тело небритого и сильно помятого мужчины на лестнице перед вторым подъездом серого девятиэтажного дома, каких в Саратове тысячи, с нынешним его состоянием. И показался он себе таким же ничтожным, как дома и улицы его родного города, в котором он сначала обрёл, потом прожил, а в заключение и потерял жизнь. Настолько ничтожным, что даже имя его не сохранится в городе, чьё название уже через двести лет не будут помнить потомки, которым будет суждено разрушить родные города и искать пристанище на далёких чужих планетах. И постепенно всё его существо начало наполняться жутким ужасом одиночества.

Но вместе с одиночеством его посетило знание. Оно было подарено Аристиппу то ли в качестве особого дара, то ли в знак наказания, поскольку теперь дворник знал о мире абсолютно всё: имена и фамилии учёных, писателей, нобелевских лауреатов и вообще всех когда-либо живших людей, все события, их поводы, причины и следствия, даты, названия книг, опер, симфоний, инвентарные номера тракторов, заводских станков, столов и ножниц, математические термины, формулы, прейскуранты в магазинах, названия городов, улиц, проспектов и даже классификации животных и растений. И знание это не было ни плохим, ни хорошим – оно просто было. По факту.

Наконец, свет, шедший сверху, проник в душу Аристиппа, и тот понял, что никогда, никогда человек не бывает один. А между тем пространство – если это можно было, конечно, так назвать – начало наполняться такими же, как он, душами. Они всё прибывали и прибывали, и в конце концов их стало так много, что они стали сдавливать Аристиппа, но не физически – тел-то ведь нет, а каким-то другим, непонятным для него, энергетическим, что ли, образом.

И как только осознал Аристипп природу неведомого света, открылось ему знание, которое до сего момента было от него скрыто, спрятано в глубине миров. Явлены были ему бренное его существование, и злость, что царила в его душе по отношению к людям, и пустое время, проведённое за бутылками. А затем было ему показано, как всё могло бы быть, не соверши он тех или иных поступков, каким он мог бы стать, если бы не потратил жизнь на сплетни, зависть и пьянство. Тёмное сожаление ощутил в себе Аристипп. И тут же почувствовал, что душа его не обречена на безмолвие, не поставлен на ней крест – есть ещё надежда.

Тут тело его рухнуло вниз. Души, окружавшие его, затолкались и зашептались:

– Эй, там, новенький, полегче! – скорее, не услышал, а воспринял Аристипп.

Он почувствовал эманации, исходящие от присутствующих.

– Да я чего? Я ничего! – пронеслось у него в голове. Но это «ничего» услышали все.

– Все вы такие… – заскрежетала старуха справа.

– Да я! Да я… – мыслей для оправдания не хватало.

– Не обращай внимания, – зашелестел кто-то слева, – у всех здесь одна участь.

– И что же будет дальше?

– Дальше? Здесь будешь, пока не наступит покой. Пока душа твоя не успокоится.

– А долго ли ждать?

– У каждого свой срок.

Шелест замолк.

– А как узнать-то его, срок этот?

Ответа не последовало.