Array Сборник - Точки. Современный рассказ

Уложив Наташку на старую, еще брежневских времен, кушетку, укутав ее бабкиным ватным одеялом, Николай подошел к печке, открыл дверцу, зажег спичку, поднес к коре. Огонь облизал поленицу, разгорелся. «Вот так бы всегда, хорошая сегодня тяга», – как будто кому-то сказал он. Но, никого, кроме малой, наревевшейся без матери, в избе не было. Что, в избе? На всей их улице – только он да девчонка, только два дома на всей их улице, его да дачников. Тех еще ветер не принес, а дочку, как ветром сдуло. «Нет, объявится, конечно, когда-никогда. Деньжат подзаработает, сколько-нисколько, объявится. Тут дитя ее, куда ей без нее. А пока с дедом. Хотя, какой я дед, – ни седины, ни бороды. Хоть сейчас в женихи, а тут – в няньках. Да нет, я что, я ничего, это, пожалуйста». А сам кряхтел, держался за поясницу, кашлял.

Вышел на крыльцо в чем был, в рубашке, старых спортивных штанах да тапках на босу ногу. Как всегда, глянул на небо, на готовившееся к закату солнце; на березу, которая выросла так, что закрывала полнеба, расставив ручищи над тропкой к калитке, над малиной, над столом, где летом кому чаи, кому стопари. Посмотрел он и на ржавую груду металла, сваленного под березой, которая когда-то была ЕГО комбайном… Надо было давно ее сдать на металлолом, чтоб глаза не мозолила и не травила душу.

– Да, и окашивать трудно, все косой цепляешь.

Но, до косьбы еще далеко. Правда, трава зазеленела и сережки на березе объявили – скоро прилетят, скоро прилетят, милые.

Взглянув наверх, где висел уже не один десяток лет слаженный им скворечник, когда-то голубой, яркий, заметил, что тот покосился, как бы не упал…

Вышел за калитку, вот он простор, вот где дышится, вот где и курнуть не грешно. Но еще и на скамейку у забора не успел сесть, как увидел: под березой скворчиха наскакивала на женишка, тот хохлился, лепетал что-то в ответ, будто оправдывался.

– Так, значит, уже тут как тут, а дом-то покосился. Вот она и выговаривает.

И сразу вспомнил свое, – как привез в дедов дом молодую жену, а она ему:

– Это что же, я в такой сырости ночевать буду? Да у тебя грибы на стенках растут.

– А я ремонт сделаю, яичко будет.

– И когда же это? Из чего?

– Да ты не шуми, не шуми, посмотри лучше кругом. Какие сады, луга, овраги – красота. А березу эту я сам сажал, еще мальчонком был. И знаешь, загадал – пока береза жива – и я с ней, а березы не будет – тогда уж все…

Николаю казалось, что он понимает птиц, и удивлялся, как они похожи на людей.

– Так, значит, уже прилетели. Не успел до их прилета подправить. Ну, ничего, ничего. Сейчас.

Николай притащил из сарая лестницу, приставил к березе и не спеша, как он все теперь делал, стал подниматься вверх. Пока лез, ругал себя последними словами:

– Какого-такого (он то, конечно, сказал по-другому, это уж, так сказать, редакторская правка) я так редко перекладины набивал, нельзя что ли было поближе их друг к другу приколотить. Корячься теперь.

С трудом дотянулся до покосившегося скворечника, поправил и подумал:

– На будущий год надо новый сделать, этот уж совсем сопрел.

Не торопясь, стал спускаться. Его подгнившая лестница скрипела, шаталась.

– И ей пришло время.

Он закашлялся, дышать стало трудно, и вдруг перекладина подломилась и ему пришлось ухватиться за сук березы. Издав сухой хриплый звук, дерево откинуло от себя засохшую ветку, пальцы рук у Николая разжались как-то сами собой, и он упал на груду металла, на ржавые останки былой гордости колхозного строя.

Острый обломок того самого комбайна, который приносил ему когда-то доход и славу, царапнул сильно и больно.

Он хотел сказать злые слова, которые и словами-то назвать нельзя было, которые сами выскакивали из него, но вместо них почему-то шепнулось: «Господи!» – и вдруг увидел над собой какое-то неведомое ему раньше небо над головой. Все затихло, стих ветер, птичьи голоса будто растворились в воздухе, и даже береза, его береза, будто замерла.

И вместо боли в нем родились удивление и восторг. Сквозь ветки голубело, слегка подсвеченное золотым лучом солнца, небо. Оно распахнулось перед ним, и вдруг земля оказалась где-то внизу: и береза, и изба, и поля. За зарослями садов краснели уцелевшие от пожаров стены старых домов, весело блестели на кладбище металлические венчики свежих венков, темными пятнами лежали надгробья, кривились старые кресты. Обычное, примелькавшееся стало великим и таинственным.

Его не удивляло это странное разглядывание земли сверху, оно завораживало. Его не удивило даже то, что он увидел: из бани, которая стояла чуть поодаль от их избы, вышла жена, ее тело, розовое и молодое, круглилось большим животом, за руку она вела светлотелого малыша, смешно загребавшего ногами.