Николай Канев - Хроники последней войны

Он лихо тормознул, вылез, хлопнул дверью, повернулся в сторону расчехленных, готовых к вылету «крокодилов»:

– Видать, серьезное дело, раз пару подымают.

В дверях вагончика появился Городец:

– Михалыч, сейчас на АДП 1 1 Авиационный диспетчерский пункт. поедем, не отходи.

Мы вновь едем, но на этот раз ― всем экипажем. Получили полетное задание – и к вертолету. Я сижу в машине, жду инструктаж командира. Степаныч молчит партизаном и пялится на разбитую дорогу. Изображает тайну или нагоняет солидность?

Остановились рядом с пятнистым вертолетом. Неторопливые Дима Буцко и лейтенант Бражич уже его расчехлили, прогрели, произвели проверку и убирают колодки. Входит Сухонин, затем Городец и я. Надев ларингофоны 2 2 Ларингофоны ― наушники в гражданской авиации. , включаю питание и связь, вызываю Андрея:

– Дай позывные.

– Диспетчер ― «Домосед», наш ― «Одинокий», борт – ноль один три семерки пять.

Следует запрос командира:

– Готовность экипажа

– Справа готов, – реагирует Городец.

– Бортмеханик готов. Осмотр проведён, замечаний нет.

Сухонин говорит быстро:

– Направление ветра; режим работы двигателей; температура наружного воздуха; взлётный 3,9—4,6СДК. Начинаем прокрутку. Бортмеханик?

– Левый, правый, – даю периодичность к прокрутке.

– Левый, правый. Приготовиться к прокрутке левого двигателя.

– Справа готов, –отчеканивает Городец.

– Бортмеханик готов.

– Приступаем к прокрутке левого двигателя. Автоматика включена…

Начинается ровное, нарастающее гудение. Командир тем временем озвучивает:

– Обороты двигателя растут, мощность 22 процента, давление масла растёт, давление топлива в норме, –завершает прокрутку, добавляет:

– Автоматика выключена. Время прокрутки 27 секунд. Прокрутка правого.

– Справа готов.

– Бортмеханик готов.

– Прокрутка правого. Автоматика включена…

Всё повторяется. Закончив с прокруткой, приступаем к запуску. Машина набрала обороты. Городец:

– Амплитудный модулятор включен. Проверка автопилота на прохождение сигнала, автопилот реагирует. Условия для коррекции есть.

Командир:

– Ноль один, три семёрки, пять к взлёту готов.

– Триста. Взлёт разрешаю.

Слышу, как командир получает добро на взлёт.

– С богом, ― выдохнул командир. Машина отрывается от черно-белой земли, начинает набор высоты и, наклоняясь вперед, набирает скорость.

– Курс: высота сто восемь и два, ― напоминает Сухонин второму пилоту и дает мне знать, куда назначен рейс. Жду какой-то тревоги либо еще чего, может, возвышенного чувства важности этого полета, но нет, все как обычно, совершенно привычно: легли на курс, набрали приличную высоту и идем выполнять задание.

Видимость ― облачно. Иногда открывается пятнистая земля, кривые ленточки речушек, разбросанные населенные пункты, буро-зеленый, больше коричневый лес, разрезанный ниткой дороги с ползущим колонной автотранспортом.

Постепенно просветы уменьшаются и наконец исчезают совсем. Полет продолжается «под шторкой» ― по показаниям приборов. Отмечаю отклонения и изменения. Прямо передо мной приборная панель ― датчики давления масла, топливной системы, температуры двигателя и ряд вспомогательных ― расходы и сигнальное оборудование.

– Шестьдесят пять, ― ставлю в известность.

– Растем? ― Командир сидит впереди, чуть левее. Вижу, он поворачивает голову ко второму пилоту, спешу объяснить:

– Влажность большая. Облачность…

– Ясно, ясно, ― обрывает он.

Что ж, раз все знаешь, к чему пускаться в объяснения? Остальную часть полета молчу как рыба об лед и поглядываю на белую пелену. Говорят, можно увидеть образы, мечтается хорошо… Пытаюсь ― ничего не получается, а вот одна мыслишка свербит ― «вы-со-ко-ва-то!», если.… Нет, об этом лучше не думать.

Снижаемся. Облака рвутся, уходят вверх. Не прошло и минуты ― под нами чисто. Заходим на посадку, машина снижает высоту. Нас встречает группа ― полтора десятка человек. Чуть в стороне, приткнувшись передними бамперами к корявому кустарнику, стоят три авто: «Урал» и два УАЗа.

Касание. Снимаю ларингофоны, иду открывать. Лопасти вращаются на малых оборотах, но ветер от них ощутимый. Люди бегут, пригибаясь, придерживают фуражки и шапки. Первым полез толстый раскрасневшийся полковник. Следом еще два офицера ― их погоны прикрывают меховые воротники камуфлированных курток.

Полковник что-то кричит выведшему навстречу командиру, а тот, в свою очередь, так же громко, в самое ухо, главному пассажиру. Всему виной открытая дверь. При закрытой можно говорить тише и не драть горло.