Анастасия Графеева - Рассказы от первого лица

Нервы начинали сдавать. Антонина Петровна все чаще начала говорить с собой обо мне, бубнить себе под нос, типа: «расселась здесь», «посмотри какая, нашлась мне тут» или «ишь какая криворукая». А потом все чаще стала ругать меня вслух, оскорбляла. И каждый ее выпад неизменно кончался словами: «ты никогда не любила моего сына!» Не знаю с чего она это взяла, но то, что она винила меня в Васином отсутствии – это было очевидно. Теперь Васи не было рядом, и ей нужно было ко мне хоть как-то обращаться, она стала звать меня «змеей». Иногда мне казалось, что старушка совсем тронулась умом.

Она по-прежнему делала всю работу по дому. Особенно яро охраняла от меня свои кастрюли. На кухне я могла лишь кушать, даже мыть посуду мне не было позволено.

– Ну что встала тут, змея? Сейчас поразбиваешь не свое.

И мыла сама, приговаривая:

– Даже тарелку помыть за собой не может, засранка.

При всем при этом, приготовленное ею было обязательно к употреблению. Она готовила обед, ела сама, потом стучала в мою дверь, если я была дома, со словами: «иди ешь, змеюга». На кухне меня ждала моя порция, прибор и два куска хлеба. Если бы от Васи остался ей котенок, она с таким же рвением не давала бы ему помереть с голоду. Но, к сожалению, осталась я. И по аналогии с тем же котенком – она ни разу не пыталась вышвырнуть меня за дверь. Хотя иногда с трудом сдерживалась. Но я ей словно залог. Вася придет и ей будет что предъявить. Уж она ему на меня нажалуется!

А мне осталась она, и я ее терпела. Но признаюсь без особого труда. Мне было не обидно, и не больно. Мне было неважно. Потому что я просто ждала. Ждала, стиснув зубы и зажмурив глаза. Все мои силы уходили на то, чтобы не пускать в себя страх и отчаяние. Но они то и дело смотрели на меня из темноты ночи, и я задергивала шторы. Лились цветным светом с экрана телевизора, и я тут же его выключала. Поджидали меня меж книжных строк, и я совсем перестала читать. Днем я ждала наступления ночи, ночью ждала утра. Пусть время бежит, пусть мчится до того момента, когда он придет. А там пусть остановится хоть навсегда!

Прошел год. Антонина Петровна продолжала ждать своего сына, но перестала верить в его возвращение. Она легла на диван и отвернулась от включенного телевизора. Она перестала готовить и убирать, лишь изредка поливала любимую герань. Редко выходила из дома. Запретила родственникам звонить и приезжать. И совсем перестала злословить в мой адрес. И когда я предложила ей перебраться в нашу с Васей комнату, она кинула на меня безразличный взгляд и перенесла свою герань на подоконник в спальне. А я перенесла свои вещи в общую комнату и взяла на себя всю работу по дому. Теперь я стучала в ее дверь со словами «идите кушать».

И в моем ожидании Васи настал новый период. Я потеряла себя. Кто я? – Маша. Что я делаю? – Жду. Это все, что было обо мне. У меня не было своего угла. Общая комната, в которой я теперь жила, была вся пропитана запахом старухи. Всюду старая мебель, на стенах выцветшие обои, тусклый свет из маленького окна.

Однажды после моего «идите кушать», старуха не вышла из спальни. Я ждала полчаса, потом еще немного, потом без стука вошла. Она лежала на кровати без сознания. Я вызвала скорую помощь, и в ожидании села в ноги к старухе. Я смотрела на ее бледное лицо и не испытывала ни ненависти, ни отвращения. Она мне безразлична.

– Но я не дам тебе умереть, вредная старуха – сказала я ей, – хоть сына дождись, бессовестная. Да и родственнички твои пусть ядом еще позахлебываются подольше – бормотала я абсолютно беззлобно.

Про родственников я не просто так упомянула. Как-то раз, в разговоре, между делом, моя соседка Света заметила:

– А ты знаешь, что если твоя Антонина, как ее там?, помрет, ты никаких прав на квартиру не имеешь? Только если она тебе ее сама не подпишет.

– Нет, – ответила я.

Я этого не знала. Потому что я об этом не думала. Зато теперь я поняла, почему ее многочисленные родственники так резко изменили ко мне отношение. Думали, живу, ублажаю старушку, чтобы квартиру мне подписала, а они бы не с чем остались.

Скорая приехала быстро. Забрали ее в больницу. У старухи оказался сахарный диабет. Не знаю, как долго она с ним жила, и знала ли о нем сама.

Через три дня я забрала ее из больницы, вместе с огромным списком лекарств. Оставив Антонину Петровну в родных стенах, я пошла в аптеку у дома. Фармацевт посчитала мне общую стоимость лекарств. Вышло около моей месячной зарплаты. Конечно же, таких денег у меня не было. Весь мой скромный учительский заработок уходил на оплату коммунальных услуг и достаточно скудное пропитание. Куда она девала свою пенсию я не знала, может прятала под матрац. Я никогда не задавалась этим вопросом.