Анастасия Графеева - Рассказы от первого лица

Но к ее глубочайшему сожалению Вася становился все старше и все самостоятельнее. Он стал бороться за свою независимость. В первую очередь он запретил матери появляться в школе. Стал сам выбирать себе одежду, и часто приходил домой за полночь. Но самым сложным стал вопрос о дальнейшем обучении после школы. Вася не хотел учиться вообще. Он хотел поскорее начать зарабатывать деньги. И в ход пошли материнские слезы. Когда они не помогли, Антонина Петровна впервые повысила на сына голос – она кричала, топала ногами, грозила оставить его без квартиры, пророчила ужасное, голодное будущее. Все это не произвело на Васю никакого впечатления, за исключением одного, последнего и неожиданного довода матери. Она пообещала купить ему машину. Так Вася стал студентом политехнического университета с личным авто, а Антонина Петровна осталась без копейки за душой еще и в долгах. Правда Вася больше времени проводил на парковке университета у своей машины, чем в его аудиториях, но мать все равно была счастлива.

Вася кое-как окончил университет, нашел работу и даже с первой зарплаты купил матери микроволновую печь. Антонина Петровна не могла налюбоваться на сына! Но как когда-то привязанность к матери сменилась борьбой за независимость, так борьба сменилась полнейшим равнодушием. Он просто ее не замечал. А Антонина Петровна подслушивала его телефонные разговоры, домысливала сказанное в них, следила за сыном из окна квартиры, и жила иллюзией, что, как и прежде является неотъемлемой частью его жизни.

И, конечно же, мое появление в их доме стало для нее ударом. Вася сказал с порога: «Мам, – это Маша, мы с ней расписались», и занес мои чемоданы. Антонина Петровна брезгливо окинула взглядом чемоданы и ушла на кухню. С этого момента она жила с глубочайшей обидой на сына в душе. Не спросил, не посоветовался, привел, живите с нею! А кто она такая? И Антонина Петровна всячески демонстрировала, что я для нее «никто». Она не обращалась ко мне напрямую, только через Васю. Ни разу не назвала меня по имени. Говорила сыну – «твоя» или «эта». Васю все это ужасно забавляло, подсмеиваясь, он говорил – «Маша, мам, ее зовут Маша».

Но, честное слово, я не обижалась на строптивую старушку! Я любила своего Васю. Мы жили за закрытыми дверями нашей маленькой спаленки – подолгу не вылезали из постели, он часто дарил мне шоколад, мы много смеялись, смотрели кино. Это был мой рай. Мне не хватало лишь одного – я очень хотела детей, о чем Васе часто говорила. На что он, обычно, отвечал: «Погоди, Марусь, сейчас немного разбогатеем и нарожаем целую футбольную команду». И я ждала.

Был даже недолгий период, когда свекровь, как будто, ко мне подобрела. Она стала иногда со мной разговаривать, рассказывала о Васиных детских годах, о днях своей беременности. Но я быстро догадалась, что Антонина Петровна решила для себя, что у меня имеются проблемы с деторождением. И в ней заиграло тихое торжество. Показывая мне Васины детские фотографии, она, не скрывая, упивалась чувством своего женского превосходства. Но длилось это недолго, вскоре она снова перестала говорить со мной. И к ее нелюбви ко мне прибавилось искреннее убеждение в моей неполноценности.

Так мы прожили около года. Вася все старался разбогатеть, менял работу одну за другой, пытался открыть свое дело, но все как-то не срасталось. Я преподавала в школе, по вечерам готовилась к предстоящим занятиям, читала, а Антонина Петровна недовольно гремела кастрюлями на кухне, шаркала тапочками по старому линолеуму.

И однажды Вася не пришел с работы домой. Мы ждали час, два, три. Потом сидя в разных комнатах, наперебой звонили ему. Телефон был отключен. Я обзвонила, друзей, знакомых, коллег. На работе сказали, что его там не было с утра. Антонина Петровна обзвонила родственников, что тоже ничего не прояснило. И когда ожидание и тревога стали невыносимы, мы вышли на кухню. Наверное, впервые за этот год посмотрели друг другу в глаза. Потом оделись и вышли на улицу. Постояли на том месте, где обычно Вася оставляет свою машину.

– В полицию? – спросила я.

Антонина Петровна зашагала вперед.

Обращение в ближайшее отделение также ничего не дало. Сказали ждать три дня. Мы вернулись домой. Я скрылась за дверью нашей спальни. Это была бессонная ночь. Через три дня в полиции у нас приняли заявление о пропаже человека.

В страхе и ожидании мучительно долго тянулись часы, дни, недели. Прошел месяц, два, три. Мы жили тихо, мы жили молча, мы жили затаив дыхание, каждая в своем углу. Вздрагивали от каждого телефонного звонка. Но он не пришел.