Филипп Филиппов - Судьба соцдона. Роман

Летом 2012 года на одной из тусовок в Кремле, для узкого круга «своих», без прессы, свеженазначенный тогда премьер Медведев заметил патриарху Кириллу, что забота о стариках и инвалидах («сирых и убогих», как он выразился) исторически является одной из важнейших и почётных обязанностей церкви. На что патриарх выдал ему такую отповедь, такой разнос, что удивились даже искушённые. Мол, вы со своими газом и нефтью совсем зажрались, земли не видите, жизни не чуете, дворцы настроили, у любовниц квартиры в пятнадцать комнат (тут многие покосились на Сердюкова, тогда ещё министра обороны), а стариков хотите церкви на шею повесить? Мол, что ли мало церковь от коммунистов страдала, едва подниматься начала, так давайте нагрузим её государственными функциями! Церковь и так в одиночку занимается душами стариков, держит хоть в каком-то порядке их психику, а теперь ей надо и материальные их проблемы решать? Медведев губу прикусил и не знал, что ответить, а Сурков, сглаживая ситуацию, развил тему в конструктивную дискуссию. Дескать, действительно, объём необходимых социальных расходов в стареющей и болеющей России бюджету не потянуть даже при нынешних ценах на нефть, а они не гарантированы в будущем. Церкви, конечно, тем более с этим не справиться. Так что же делать? Бросать стариков и инвалидов никак нельзя, президент поставил задачу победить бедность, а принудительно и быстро уменьшить численность старых, больных и бедных, как планировали ещё в 2000 году, затевая «монетизацию льгот», не получилось. Заинтересованная в разговоре Голикова, экс-министр здравоохранения, в этот момент глаза опустила, всё-таки это была скорее её недоработка, чем предшественника Зурабова, решавшего задачу оптимизации численности более прямолинейно. Так за счёт чего или за счёт кого решать проблему? Олигархи? Они всё бабло вывезли, а надавишь сильнее – они заводы остановят. Запад? У них своих забот полон рот. Да и что им за дело до наших инвалидов? В итоге плодотворной дискуссии, где Абызов подбросил модный термин «краудсорсинг», а Дворкович напомнил, что креативный класс сегодня в России живёт очень благополучно, именно поэтому и ходит на митинги, пришли к некому консенсусу. Идеально было бы создать такую систему, при которой ответственность за минимальное благополучие всех нуждающихся в стране была бы «размазана тонким слоем» на всех обывателей среднего класса. Они должны быть достаточно состоятельными, но не слишком богатыми и влиятельными в экономике. Так, чтобы новые заботы обратили их мысли назад к повседневности, а не к проблемам демократии и свободы, в которых они ничего не понимают. Но как это сделать, было совершенно не ясно.

Тему сменили, дежурно пошутили над Обамой и Меркель, да и разошлись, казалось, забыв о проблеме стариков и инвалидов. Но забыли не все. Некто из администрации президента взял вопрос «на карандаш». Кто именно, ни Юшковский, ни комментаторы к истории на его форуме так и не назвали. Спустя какое-то время, за которое депутат Железняк появлялся на Старой площади неоднократно, он начал работу над новым «социально значимым законопроектом», подробности до поры были не известны. Не меньше года шла тихая и кропотливая работа, и осенью 2013 года Железняк, Яровая, Исаев и ещё несколько единороссов неожиданно внесли законопроект с безликим названием «О социальной поддержке». В ходе рассмотрения на Совете Думы название скорректировали до более точного, хотя и несколько романтичного «О социальной взаимовыручке». Рабочая группа Железняка при его думском комитете, куда входили и представители федеральных органов исполнительной власти, одновременно готовила и целую кипу подзаконных актов, вроде уже упомянутого Государственного регламента процедур социальной взаимовыручки. Конечно, это были наброски, проекты, а сами документы, постановления и приказы выходили из недр соответствующих ведомств – зато в рекордно короткие сроки. В итоге законопроект был окончательно одобрен Федеральным собранием в начале осенней сессии 2014 года, а вся система была полностью сформирована к середине декабря. С 1 января 2015 года закон вступил в силу.

Ему была оказана очень скромная пиар-поддержка на государственных телеканалах, акценты делались исключительно на значимости заботы о нуждающихся согражданах и огромных льготах и компенсациях, предусмотренных для решивших проявить инициативу в социальной взаимовыручке. У не читавших текст закона обывателей могло сложиться впечатление, что речь идёт лишь о новых возможностях добровольной помощи россиян друг другу, за которую государство готово всячески поощрять инициативных. На практике закон жёстко вводил систему тотального перераспределения функций социальной поддержки с государства на зажиточную часть граждан, в особенности на предпринимателей. Теперь они все, исключая лишь многодетных, становились социальными донорами, и их желания для этого никто не спрашивал. Исходный список социальных доноров был составлен на основании данных переписи населения, предоставленных гражданами добровольно. Инструкцию «для служебного пользования» по его формированию, пополнению и сокращению готовили Минтруд и Росстат под кураторством администрации президента. Принципиальными пунктами были участие в последней переписи населения и добровольные ответы на большую часть вопросов, православное вероисповедание и отсутствие вредных привычек (прежде всего курения). Ключевое значение имел и размер жилплощади семьи социального донора, кроме 21 обязательного метра на каждого члена семьи (по данным переписи) должно оставаться ещё минимум 21 на социально-нуждающегося. Оценку жилплощади переписчики проводили самостоятельно, они прошли специальные курсы «визуального сбора дополнительной информации», или попросту шпионажа. Важно было проникнуть в дом при доброй воле проживающих, а там уж переписчикам нередко даже показывали документы на жилплощадь, хотя и не были обязаны, отвечали на все вопросы.