Марис Друва - Восемь сказок про Владимира Путина

Нет, ну где же это видано, чтобы Клара схватила одного, а следом за ним вот так запросто потащился и другой! Нет, это какое-то невообразимое несоответствие, наглость неописуемая – вот так взять и вмешаться в раз и навсегда заведенный Кларой порядок. И случилось нечто невообразимое: Клара вдруг взяла и отпустила Володино плечо! Да, вот именно так: не доведя вызванного до цели, Кларина хватка внезапно разжалась. Несколько мгновений ее правая рука оставалась поднятой, и она так и стояла перед всеми на съемочной площадке, с поднятыми вверх руками. Капитуляция?! Ну уж нет, как бы не так! Надобно знать Клару: она никогда не сдается. Ее правая рука вдруг резко упала вниз и коршуном вцепилась в свою добычу – прямо в мягкое предплечье Белобровика. Собака громко зарычала, тут же вырвала свою лапку из руки Володи и, что уж тут поделаешь, вновь заковыляла вслед за Кларой, которая на сей раз поволокла песика и вовсе за пределы площадки. Собачка взвизгнула еще разок, но Клара лишь еще быстрее потащила несчастного Белобровика. Он даже споткнулся, однако ему быстро удалось вскочить на ноги и поспешать в заданном Кларой темпе. Так они и неслись вдаль, а вся группа лишь стояла и глядела им вслед.

Тарковский глянул на часы.

– Неужто в Москву его? А если даже и в Москву, когда вернется-то? Снимать же надо!

Последнюю фразу он прямо-таки выкрикнул по направлению к удалявшейся парочке.

– Снимать же надо! Клара, снимать!

Клара все слышала. Клара вдали обернулась к съемочной группе и смотрела сюда. Она как будто говорила издалека: «Ну что ты, Андрей! Сначала следует порядок навести, а лишь потом думать о съемках. Да ты что, Андрей!»

Издалека можно было лишь видеть, как Клара жестикулировала, все время что-то настоятельно объясняя Белобровику, затем схватила его за плечики, сильно потрясла и потом резко оттолкнула, как будто говоря: «Марш отсюда, и чтоб ноги твоей возле съемочной площадки больше не было!»

Оттолкнув его, Клара возвращалась. Тарковский же все глядел на часы. Все ждали Клару, и она вернулась. И хотя Володя уже находился всего в нескольких шагах от колодца, он отчетливо понимал: самому ему перемещаться никак нельзя – надо дождаться Клару. Володя был смышленым мальчиком, и он не ошибся. Все – птицы, собаки, кошки, лошади и люди – как бы образовали некую дорожку, по которой сейчас она шла назад.

– Это Путин ?– снова прокричала ассистент режиссера, заново схватила Володю и подвела его к Тарковскому. Но в это мгновение опять случилось нечто неожиданное, что-то такое, что даже никому и не могло бы прийти в голову. Никто даже представить себе не осмелился бы, что можно так откровенно проигнорировать Кларины распоряжения. Внезапно громко и отчетливо зазвучал голос ушедшего было, как все подумали, Белобровика. А он, оказывается, и не уходил совсем, а находился рядом с краем площадки. Будучи отвергнутым, отправленным восвояси, он все-таки вернулся. И пусть голос его звенел и задыхался от еле сдерживаемых слез и глубочайшей обиды, нанесенной ему, все же он звучал вполне внятно и громко – достаточно, чтобы можно было разобрать каждое слово, сказанное им.

– Нет, я этого так не оставлю! Вы слышите?! Этого я просто так не ос-тав-лю! Но вот тебе, безумная женщина, придется обо всем этом пожалеть особенно! Какое ты имеешь право так относиться ко мне?! Да ты вообще знаешь, кто я?! Я собака, дед которой служил в семье царя! Да мой дедушка провел в Екатеринбурге, в царской семье, лучшие мгновения своей жизни! Ты хоть представляешь себе, сумасшедшая баба, что это означает?! На кого ты осмелилась поднять свою руку?! Самому царю лично мой дед служил, слышишь?! И был застрелен вместе с царём! И всякому, кто поступил со мной не по справедливости, придется горько, горько сожалеть об этом! Потому что однажды все переменится! Царь вернётся!

Смертельная тишина, по-другому и не назвать, наступила вдруг разом на всей площадке. И, наверное, навек, так показалось Володе, запомнится ему лицо старого реквизитора Эйжена в тот момент. Старик стоял неподалеку от них, и в руках у него было ведро. Наверное, кто-то заранее объявил, что сегодня у колодца будет нужно ведро, и теперь старик нес его – ведь Клара-то уже подвела юного героя фильма к режиссеру, а это значит, что режиссер сейчас начнет с ним репетировать, вот тут-то его ведро и понадобится. Сильно пожилой Эйжен весь свой весьма немалый век проработал в мире кино в качестве реквизитора. Даже и не перечесть список всех фильмов, в которых ему довелось принимать участие. И до войны, и во время, и сразу после нее, и вот сегодня, в шестидесятых. А дома у него – в красном углу, рядом с иконой – стоит корзинка с орехами, грибочком и белочкой, которая была в фильме «Летят журавли». Да что может быть святее этого?! Эйжен ведь самолично раздобыл все это, показал Калатозову, ну да, а как же его тогда благодарила за них актриса Самойлова! В этом фильме ведь так много того, что он вложил туда, и во многих других – тоже. А сколько же благодарных слов довелось ему услышать от известнейших режиссеров! Да что там говорить – скажите, много ли сегодня осталось таких, которые могли бы сказать: «Лично я свой путь в кино начинал на площадке у самого Эйзенштейна»?