Татьяна Кузнецова - Светлая печаль

– Ну, слушайте…

Андрей слушал и с восторгом смотрел вокруг. Под потолком проносились небольшие самолётики с храбрыми лётчиками в кабинах, на белых волнах одеяла то тут, то там выныривали добрые и умные дельфины и аплодировали ему плавничками. По подушке, торопливо перешагивая через его чуть влажные прядки, шёл и нёс над головой что-то сверкающее Данко, а за ним спешили люди с воодушевлёнными лицами. В окно стучалось доброе мудрое древо, приглашая его узнать весь этот чудесный мир, что скрывается за шиповником и стеной. Даже Марс рядом превратился в доброго волшебника. Длинные косые пряди раздвинулись, открывая острое лицо, на котором тень нарисовала добрые круглые очки. Фрак врос в пол, образовав балахон, как у турецкого султана.

Марс, потешив его историями о том, что и сам бы хотел увидеть, стал рассказывать о звёздах, лесе и пруде, где эти звёзды купаются. Голос становился всё тише, умиротворённее, всё больше убаюкивал.

В один момент он посмотрел на своего господина и увидел, что он уснул. Марс взял канделябр с сильно прогоревшими свечами и тихо выскользнул из комнаты.

У двери в свою комнату Марс обнаружил заботливо оставленный кем-то поднос с остывшей едой и морсом. Только теперь мужчина понял, что он в последний раз ел только утром. Переживая за своего господина, он забыл о собственном голоде и пропустил все приёмы пищи для слуг.

Быстро поев и приготовившись ко сну, Марс лёг в кровать и тут же провалился в сон.

Так длилось несколько недель. Марс ухаживал за своим господином, пытался разнообразить его досуг в часы отдыха, а перед сном рассказывал ему истории о чудесном, манящем мире.

Лира Михайловна всё же прислушалась к словам Марса, и к ним в дом стали ездить господа Эгольд, Тихон, а также юная леди Руслана. Господа были братьями восьми и одиннадцати лет, они тоже учились музыке у одного знакомого Лиры Михайловны. Младший Эгольд, как и Андрей, учился пению, этому делу он посвятил уже пять лет. Нельзя было сказать, что мальчик был бездарен, но, наблюдая за Андреем во время принятия гостей, Марс слышал отчётливо чётко, как наставница его господина назвала младшего брата посредственностью.

Эгольд был весьма утомительным гостем. Громким капризным голосом он кричал на всю залу о намерении быть ведущим в игре или громко пищал, если не успевал первым сесть за рояль, чтобы похвастаться новым выученным этюдом. Он был вздорным и гордым по натуре. Поначалу, задирая подбородок к потолку, он говорил Андрею:

– Хах, малыш Андрей, мне вчера пообещали, что на рождество, если я к тому времени выучу романс, я буду выступать в доме Монтгомери. Да, да, тех самых.

Андрей удивлённо смотрел на него, он не понимал, что за важность скрывается за этим фактом. Потом наставники, видимо, разъяснили Эгольду о будущем, которое ждало Андрея, но которое было неосуществимо для самого посредственного мальчика. После этой неприятной правды взгляд гостя стал злым, голос – ещё визгливее. Несколько раз он задирал и тянул за волосы юного господина, после чего тот подходил к своему слуге расстроенный. Марс стал следить пристальнее и однажды успел сжать запястье Эгольда, когда тот уже хотел дёрнуть за прядь Андрея. Мальчик испуганно запищал, но мужчина уже отпустил его.

– Прошу простить мне мою грубость, господин Эгольд. Но для меня всегда в приоритете будут благополучие и безопасность моего юного господина. – Сказал тогда сдержанно Марс и удалился, уводя с собой и Андрея.

Конечно же, о происшествии узнали. Эгольд почти тут же побежал плакаться своему учителю. Лира Михайловна, гордящаяся царившим в её доме духом английской аристократии и величия, которые ей, несмотря на русскую кровь, удавалось сохранять, разозлилась и велела отхлестать плетью по руке Марса. Инквизитор, призываемый к своему долгу крайне редко, исполнил поручение госпожи излишне усердно. В тот день Марс переменил немало перчаток: бинты не справлялись и быстро пропитывались. Зато после этого случая Андрей перестал даже замечать других слуг. Единственную тень, которую мальчик искал рядом, была фигура Марса.

Старший брат Эгольда, Тихон, обучался игре на флейте. Под стать своему имени мальчик был молчалив, даже слишком. Обычно почти всё время визита у юного господина он сидел в углу на стуле за огромной вазой. Из тени этого убежища смотрели большие настороженные, как у испуганного кролика глаза. Марс всегда удивлялся тому, как у него хватало сил так долго сидеть в одиночестве и как его не завлекало внешне приветливое общество младшего брата и Андрея. Если же кто-то из взрослых заставлял его выйти из угла, то его присутствия никто не замечал. Тихон мог с полчаса стоять, передёргивая плечами, словно ему холодно, смотреть в пустоту и шевелить губами, как будто это было нормально. Никто бы его даже не окликнул.