Татьяна Кузнецова - Светлая печаль

Учитель, игнорируя слёзы Андрея, довёл урок до конца и удалился. Марс сразу же кинулся к своему господину и подхватил его на руки. Мальчик уткнулся в плечо своего слуги, теперь он стал плакать сильнее, будто сдерживался до этого. Мужчина слегка погладил его по голове и отстранил от себя. Андрей снова потянулся к плечу, но слуга остановил его вопросом:

– Тебе больше обидно или больно?

Мальчик озадачился, затих. Он действительно задумался. Вытерев слёзы кулачком, на котором краснела свежая полоска, он посмотрел в тёплые улыбающиеся и сопереживающие глаза Марса и ответил:

– Обидно.

– Но ведь учитель хотел поделиться с тобой знаниями, а ты его не уважал, не слушал. Ему тоже было обидно.

Молодой господин уже совсем отвлёкся. Он нахмурил лобик, переживая новое для себя открытие. Марс нёс его в комнату, чтобы быстро умыть и отправиться с ним на урок Лиры Михайловны.

– Марс, я должен буду в следующий раз попросить прощение у учителя.

Андрей повернул к слуге лицо, спрашивая о верности своего решения и ища сил для его исполнения.

– Верно, мой господин. Старайтесь никогда не обижать людей, которые хотят дать вам что-то хорошее. Самые хрупкие сердца у щедрых людей, потому что очень многое они отдают от сердца.

– Что же они отдают?

Мальчик наклонился к слуге, когда они проходили через дверной проём.

– Много чего. Любовь, советы, заботу, много чего.

Эти слова Андрей почувствовал руками, которыми он обхватил шею Марса. На них передалось тёплое гудение его голоса. Наверное, поэтому их мальчик запомнил надолго.

Через десять минут Андрей с румяными влажными щёчками вошёл в огромную залу, в центре которой величественно выгибал спину благородный чёрный рояль. Как бы ни старался Марс рассмотреть картины или вазы, располагающиеся по периметру, но это ему не удавалось. Рояль, словно бездна, притягивал, переманивал взгляд из любого уголка комнаты, он словно пожирал пространство.

За роялем сидел мужчина средних лет, больше про него ничего нельзя было сказать. Его поглотил рояль, пианист стал его тенью, частью. Около рояля в красном платье, просящемся на сцену, стояла, опираясь на инструмент и покоряя, присмиряя его, Лира Михайловна. Она чувствовала его силу, но было видно, что чувствовала своё преимущество и силу над ним.

Наставница потребовала снять жилеточку с Андрея и отослала Марса с ней к стене. Только со стороны слуга увидел, какой же маленький и хрупкий его трёхлетний господин перед роялем и Лирой Михайловной. Марс испугался и было сделал шаг к мальчику, но опомнился и настороженно застыл.

Певица обошла вокруг своего воспитанника, развернула ему плечи, приподняла подбородок. Мальчик уже привык к этому, поэтому послушно застыл в этой гордой позе. Певица что-то тихо сказала Андрею, потом пианисту.

Пальцы побежали по шаткой и непредсказуемой чёрно-белой дороге, медленно возвышая звук. Лира Михайловна сильным, грудным, уверенным в каждом следующем звуке голосом пропела гамму. Марс никогда не был в опере на выступлении этой русской певицы, поэтому его восхитил этот звук, который, казалось, звучал не только в его ушах, но и тихо дребезжал и отзывался в его груди. Бывший студент даже закрыл глаза и приложил руку к лацкану фрака.

И вдруг совсем юный голос, чуть торопливый, забегающий вперёд рояля, прерывающийся из-за маленьких лёгких, расширил комнату, ослепил своим светом видевшие много красивого глаза Марса. Он слушал этот воистину ангельский, похожий на звон сосулек, плеск воды, свист упругой живой ветки и шёпот листьев голос. Этот невинный голос вызывал трепет в груди, пугал сокрытой в нём силой. Марс с трудом сдерживался, чтобы не заплакать и не засмеяться от этого счастья, которое он получил возможность пережить. Теперь слуга понял, почему этот маленький мальчик получил возможность обучаться у столь известной в искусстве личности. Если его голос поражал души только в начале обучения на простом пении гаммы, то что за цветок вырастет из этого ростка?

Эти полтора часа Марс то взмывал под действием голоса своего господина, то опускался на землю от голоса Лиры Михайловны. Такого катарсиса студент не переживал ещё никогда. Этот голос не надоедал, когда же он умолк по завершению урока, то душа Марса была не опустошённой, нет, она была лёгкой, открытой и воодушевлённой к новым поворотам жизни.

Лира Михайловна погладила мальчика по голове и тут же вместе с пианистом покинула зал. Марс подошёл к раскрасневшемуся, утомлённому Андрею.