Татьяна Мезенцева - Моя бабушка едет в Бразилию

Семья с трудом успела обустроиться в казенном жилище, как грянула Финская война. Степан ушел воевать, да так и остался служить даже после окончания боев. В мае сорок первого он приехал домой на побывку. В вещмешке лежали нехитрые гостинцы, а на груди красовалась медаль.

Спустя короткое время, 22 июня 1941 года, по радио объявили о том, что фашистская Германия напала на Советский Союз. Степан Ефимович коротко отписался жене о том, что мобилизован в пехотные войска и вернется домой с победой.

Зоя, перепуганная и растерянная, осталась одна в неприютном Ерцево с маленьким белоголовым Женькой и бабкой Ваганкой.

И тут как гром с ясного неба: она ждёт ребёнка!

Зоя хотела сообщить об этом мужу, спросить, что же делать, пожаловаться на беспомощность и отчаяние. Но писать не умела. От него тоже не было больше вестей. Когда неведение и страх почти лишили её воли, она попыталась избавиться от приплода, но организм маленького человечка, живущего внутри неё, начал отчаянно сопротивляться, отстаивая призрачное право на жизнь.

За девять месяцев ожидания под плач бесконечных дождей Зоя передумала все свои думы. Все двадцать семь лет её жизни были насквозь пропитаны ожиданием, чаще несчастливым.

Она родилась в большой крестьянской семье. Старшей сестре Ирише на момент появления Зои было уже двадцать лет, она вышла замуж, уехала жить в Архангельск и начала одного за другим рожать детей. Между Иришей и Зоей было трое братьев: Пётр, Андрей и Павел. Мама умерла, едва Зое исполнилось восемь. Все женские заботы в одночасье легли на Зоины детские плечи: сготовить еду на большую семью, убрать в доме, подоить корову, настирать мужские рубахи да портки. Наверное, её пальцы скрючило еще тогда, когда слабыми ручонками она полоскала тяжелющие тряпки в ледяной проруби.

Нет, она не жаловалась, потому как видела, что отец и братья работают в поте лица, рубахи не просыхают. Мужчины её не пестовали. Не принято было. И сами не жировали: сапоги одни на всех – на ярмарку по очереди.

Многие ребятишки в деревне умели читать по слогам. Зоя тоже хотела научиться. Она была сообразительная и честолюбивая. Пришла в церковно-приходскую школу. Но учеба ограничилась двумя годами, в течение которых дети в основном собирали грибы-ягоды для поповской семьи, копали картошку, кашеварили да заготавливали дрова, точно батраки.

Жизнь перевернулась вместе с революционным лозунгом «Земля – крестьянам!». Все те бездельники и пьяницы, что не хотели работать, оживились, обрадовались возможности поживиться на дармовщинку. Они объявили себя красными пролетариями, пошли чесать языками про «всё общее, всё наше» и громить чужие хозяйства. Вдохновленные на «новый мир», они изуверски вымещали свою зависть к односельчанам, сумевшим этот самый мир уже построить.

Семью Зои чудом не раскулачили и не сослали, как другие семьи, хотя забрали почти всё, а саму Зою и её братьев отправили на лесозаготовки. С раннего утра до позднего вечера, по пояс в ледяной болотной жиже, Зоя и братья отрабатывали трудодни, жадно вглядываясь в низкое северное небо. Может, светлый лик появится меж рваных туч, увидит их страдания и ниспошлет избавление?

Избавление не наступало, и тогда Зоя совершила один из самых плохих поступков в своей жизни: красивая и дерзкая, она увела жениха у подруги. Не сказать чтобы Стенька был красавцем или франтом, но был он веселым, и сидел в нем какой-то тайный огонь, жгущий девичьи сердца. К тому же ходил слух, что собирается он ехать в Архангельск за красивой жизнью, а, значит, нужна ему сердечная спутница.

Как всё вышло, уже и не вспомнить. Сидела Зойка с девчонками на мосточке. Парни по обычаю заигрывали, отпускали шуточки. «Побежишь за мной», – кинул Степан. «Ни за что!» – Зоя самолюбиво дернула плечом, выстрелив в него россыпью колючих зеленых искр из красивых глаз. И Стенька пропал…

Несмотря на тихие слезы невесты Ульяны, он стал бегать за Зоей, вымаливать встречи, а вскоре попросил у её отца благословения и увез в Архангельск к красивой жизни.

«И как же оно могло случиться? – досадливо думала Зоя, бредя по узкой завьюженной тропинке, подгоняемая зловещим воем северного ветра. – И было ведь совсем ничего; только штанами тряхнул – и вот оно».

– Картоху-то почти съели, – озабоченно всхлипнула бабка Ваганка, ставя на стол чугунок. – Ой, Зоюшка, как зиму переживем?

Она причитала и клокотала, как курица, скругляя губы на каждом «о».

– Егоровна завтра молока обещала дать и яиц, – буркнула Зоя, вылезая из валенок. Она потерла поясницу, попыталась нагнуться, но живот мешал. – Спинушка болит, точно собаки её грызут.