Виктор Улин - НАИРИ

Я знал, что даже малейшая неисправность в воздухе имеет самые худшие перспективы, а неполадка шасси к малейшим не относилась.

Но я не мог этого сказать.

Потому, что она была женщиной, а я – мужчиной.

Потому, что если нам было суждено прилететь-таки в Анталью и там разъехаться, то мы оставили бы память этих минут, не самых веселых в жизни.

Потому что если нам было не суждено прилететь даже в Бургас, то…

То последние в жизни часы нам выпало провести вместе.

Среди людей, но держась друг за друга – это стало ясно как-то сразу.

Но прежде всего потому, что я был мужчиной.

А она – женщиной.

– А где этот Бургас? – спросил я достаточно энергично. – В Испании? Никогда там не бывал.

– В Болгарии. Хотя я там не бывала, только в Варне как-то раз.

– Я согласен и на Болгарию. Там никогда не был.

– А почему именно туда?

Соседку тоже волновали несущественные вопросы.

– Не знаю.

Я заглянул в иллюминатор.

Внизу равнодушно ползли ландшафты средней полосы.

– Что бы там у нас сейчас ни было, после посадки наш самолет потребует ремонта.

Словами о ремонте самолета, приземление которого висит под вопросом, я пытался вселить спокойствие в самого себя.

Хотя на самом деле теперь меня бил страх.

Точнее не бил – он меня сковал.

И даже не просто сковал: образовал внутри вакуум, куда всасывалось все мое существо, от которого осталась лишь оболочка.

Но внешне я должен был держаться – хотя бы ради нее, глядящей мне в глаза.

Кашлянув, я продолжил:

– А мы летим не на « Ту », который чинят кувалдой. Но, наверное, в Анталье не обслуживают старые « Боинги », ближайшая база в этом самом Бургасе. Такая должна быть и в Казани, раз это их самолет. Скорее всего, нас отправят не к болгарам, а к татарам. Ближе, да и границы нет.

Она кивнула, не отвечая.

Снова заговорила трансляция:

– Уважаемые пассажиры. Наш самолет совершит посадку в аэропорту города Казань. Ориентировочное время прибытия…

– Вы провидец. Поверю вашему провидению и относительно того, что с нами будет все в порядке.

– Конечно будет, – ответил я.

И в подтверждение слов взял ее руку, лежавшую на колене.

Рука оказалась крепкой, но была холодной и сильно дрожала.

Салон снова зашумел.

Очередь в туалет двигалась, раздавались голоса: одни встревоженные, другие преувеличенно бодрые, некоторые веселые, словно обрадованные неожиданным приключением. Со всех сторон запищали и заквакали сигналы сотовых телефонов.

Соседка молчала, наматывая на палец свою цепочку.

Я тоже молчал, судорожно думая о жене.

Классная руководительница булькала мобильником, листая книгу контактов.

– Что они там делают? – спросила женщина через несколько минут. – Набирают « девять-один-один »? То есть « сто двенадцать »?

– Ни туда, ни сюда, – ответил я. – Дебилы звонят и шлют СМС своим родным.

– Почему именно дебилы?

– Потому что только дебил станет сообщать: « Мамочка, у нашего самолета отвалилось шасси, мы, скорее всего разобьемся, но я тебя люблю ».

– А мы все-таки разобьемся?

Алые губы дрожали.

– Нетконечно, – быстро ответил я, не давая себе секунды на размышления. – Это я так, к слову. Просто хочу сказать, что звонят на землю только бесчувственные идиоты. Или скоты, перекладывающие переживания на людей, которые все равно ничем не смогут помочь.

– И вы не будете звонить своей жене?

– Нет.

Не дав себе думать о жене, я спросил:

– А вы будете звонить своему мужу?

Бледное лицо на миг исказилось. Женщина вскинула голову и посмотрела перед собой, не сообразив в растерянности, что ее супруг, как и моя жена, тоже остался сзади, а не впереди.

– Нет, не буду.

– Вот и правильно. Надо беречь своих близких.

Спутница кивнула отрешенно; ее мысли были заняты чем-то другим.

Впрочем, на борту приговоренного самолета наверняка каждый думал о своем.

Пенсионерка больно толкнула меня локтем в спину.

Глядя в глаза соседке, я сказал то, о чем размышлял сам:

– Что бы там ни случилось, я не хочу, чтобы моя жена мучилась в неведении три часа.

– Три часа?..

Она поднесла к лицу белые пальцы.

– Мы будем садиться три часа?!

– Если не четыре. Вы что, не слышали объявление?

– Я слушала, но не слышала.

– Садиться мы будем как обычно, максимум двадцать минут, с учетом всех разворотов, выхода на прямую и спуска. Но до того будем стоять над Казанью и вырабатывать горючее.

– Стоять?